«Сквозные» темы второго тома, еще более насыщенного исторической конкретикой, чем первый — «В поисках Нового града» и «Взращение образа будущей России». Выделим здесь важнейшие историософские размышления автора. М.В. Назаров пишет о метафизике исторического процесса последних нескольких веков: «революция в России была кульминацией длительного процесса в европейской христианской цивилизации: отхода людей от абсолютных Божественных ориентиров жизни — к самовозвеличению человека. Столетиями размывалось в Европе христианское понимание духовной природы мiра и возникшего в нем зла (как своевольного бунта свободной твари против Творца). Зло все больше трактовалось упрощенно: лишь как социальная несправедливость, для преодоления которой достаточно “прогрессивных” социальных преобразований, при необходимости — даже насильственных». В России было две разновидности «прогрессистов»: революционеры-марксисты и революционеры-либералы — при этом «и те и другие боролись против русской православно-монархической традиции за осуществление своих утопий, каждая из которых вела к разгулу сил зла. Поэтому Февраль и Октябрь 1917 года в России стоят по одну сторону этого духовного водораздела. Казалось, в результате именно большевики добились права на осуществление своего варианта катастрофы. Но “февралисты” не сразу поняли, что и они свой вариант тоже осуществили сполна, ускоренным темпом доведя его до логического конца — в те восемь месяцев 1917 года».

В сущностном отношении разница между двумя разновидностями «прогрессистов» была невелика, разница была только не уровне тактики и степени радикализма: «в 1917 г. и для Керенского с Милюковым, и для их западных покровителей — противник был только справа; в большевиках же они ощущали своего союзника в борьбе против монархии». Поэтому, пишет автор, «нельзя ставить на одну доску крайности левых и правых. Крайность первых, роднящая Милюкова, Керенского, меньшевиков, большевиков, — была в разрушительной агрессии. Крайность вторых — в неумелой, неправильно понятой, порою бездуховной и косной, но все же обороне»; «даже если черносотенцы и белые допускали в своей борьбе ненависть и жестокость, то в целом они были ответной силой, защищающей (пусть и не всегда правильно) историческую православную Россию от разрушителей-богоборцев, — а те в этой борьбе были первичными носителями зла». На самом же деле, «ненависть и жестокость» были для белых и черносотенцев исключением из правил — и сколько бы ни раздували мифы о «еврейских погромах» (на самом деле организованных революционерами с помощью их друзей из уголовного мира) и «колчаковских расстрелах» (военно-полевых судах над бандитами-«партизанами») — даже эти мифические злодейства не идут ни в какое сравнение с тем системным террором и геноцидом, который устроили большевики в России. «Правые» в России всегда были и будут продолжением народного ополчения Минина и Пожарского, спасающего страну от интервентов; «левые» в России всегда были и будут агентами мировой «закулисы», даже не зная об этом в силу своей недалекости.

М.В. Назаров пишет о том, как это проявилось в революции: «Вина левых — в агрессивных разрушительных действиях, вина правых — в плохой обороне и неспособности предотвратить опасность. А это несравнимые степени вины. Да и далеко не все правые были заражены столь же темными эмоциями. У них, особенно в Белом движении, преобладало личное жертвенное добровольное подвижничество в стремлении спасти Россию с оружием в руках (пусть даже поначалу без должного духовного осмысления задачи). Скорее их поражение объясняется именно неадекватностью правых средств борьбы — подлым приемам противника. Во всей христианской Европе правые консервативные силы оказались не способны противостоять агрессивно-разрушительным течениям. Ибо консерватизм состоит в защите традиционных нравственных ценностей, а не в разработке искусных “адекватных” методов противостояния силам откровенно безнравственным. Правые не могли себе позволить весь тот циничный “арсенал”, которым пользовались левые: заведомо демагогическая пропаганда, целенаправленная дезинформация (например, безсовестно раздутая тема “влияния Распутина”), игра на разнузданных инстинктах масс (“грабь награбленное!”), провокация и террор. Поэтому и Государь Николай II не сопротивлялся, когда его изолировали и принудительно отрешили от престола — защищать свою духовную правоту физической силой он не был готов, так как не видел должной поддержки ни со стороны генералитета, ни даже со стороны Церкви. Он не хотел рисковать гражданской войной в условиях войны внешней и, возможно, не хотел усугублять отступническую вину своего народа его активной цареборческой изменой Помазаннику — поэтому Помазанник отказался от власти сам, положившись на Волю Божию… Февраль же выпустил из бутылки “джинна” анархии и вседозволенности, против которого ни у кого из правых не было равноценного оружия… Это была одна из главных причин поражения Белого движения». Приведенная характеристика «движущих сил» антирусской революции является кратким итогом столетнего движения русской мысли по осмыслению этих событий. Ее можно уточнять и детализировать, но в историософском аспекте она является наиболее точной, и столь же точно соответствует всей совокупности исторических фактов, которые нам доступны. Главная роль в расследовании и осмыслении «революции» принадлежит ученым и философам Зарубежья.