…А она в это время вспоминала, что последние месяцы нехотя просыпалась каждое утро. Нехотя – потому, что рядом было чужое лицо. Лицо человека, ставшего чужим за такой короткий срок! Ее муж считался идеалом мужчины: не пил, не курил, приносил в семью всю зарплату, был эрудирован, умел блеснуть словом, и всё же, всё же… Она давно смотрела на свою юношескую любовь глазами зрелой женщины. Ей не хватало какой-то глубины, полноты ощущений. Хотелось чего-то необычного, незаурядного. И она не торопилась с разводом, надеялась, что вдруг это придет само собой. И дождалась!

…Нет, он не мог спастись без нее. Без нее он станет обыкновенной скотиной, простым животным. Зачем? Вот если бы кто-то проезжал мимо, увидел бы их, осторожно осмотрел место аварии, аккуратно зацепил бы трос за крюк для прицепа и так же не спеша, но резко сдернул их обратно на дорогу… Всего на девять сантиметров, но – в противоположную сторону!

…Они отправились в Крым на выходные дни. Выехали в пятницу, после работы, чудесно провели субботу и воскресенье. Знали, что пора возвращаться, но никак не могли надышаться крымским воздухом, и вместо четырех, ну, максимум, пяти часов вечера, выехали в семь. И вот – приехали.

А какие были планы! Это он настоял на поездке. «Надо отдохнуть, – сказал он неожиданно, – собраться и со свежими силами пойти на развод. Ведь очевидно – мы рождены друг для друга. Разве не так?»

Что она могла возразить? Ей было так хорошо, что она лишь сонно пошевелила головой на его плече. Они столько раз собирались сделать это – и каждый раз жалели своих супругов. А может, просто боялись остаться друг с другом на всю жизнь?

Теперь уже точно они останутся вместе на всю жизнь…

– А если я переберусь на заднее сиденье? Тогда центр тяжести будет в нашу пользу? Мы будем спасены? Как ты думаешь?

– Маловероятно. Машина рухнет от малейшего качка, дуновения ветра. Но если хочешь – давай проверим. Хочешь?

– И что же делать?

– Ждать.

Она закрыла глаза и не сказала, что не хочет ждать. Она представила, как бросается в его объятия и жадно целует в губы в последний раз, представила, как машина летит вниз, кувыркаясь, ударяется о камни, переворачивается – раз, другой, третий, а она всё это время, до самого удара о землю, до самого взрыва, целует его и – даже не плачет. Просто не успевает.

В голубом плену

То удивительное лето напоминало домотканую дорожку, какую ткала когда-то мать моего отца – полоска за полоской, черная, серая, красная, синяя, белая, черная…

Как-то зимой дед достал с чердака потемневшие от пыли и времени деревянные бруски, жерди, колышки непонятного назначения – и стал собирать это всё в одной из двух комнат старого дома. На другой день, проснувшись, я увидел огромную, по моим детским представлениям, конструкцию.

– Что это, дед?

– Увидишь сам.

Справившись со стряпней на кухне, бабушка села на табурет расставив ноги, положила на фартук несколько цветных клубков, стала привязывать концы к заранее натянутым дедом нитям, что-то поколдовала, жалуясь на никудышнее зрение, и… На моих глазах стала рождаться домотканая дорожка. Родившуюся в девятисотом году бабушку в детстве учила ткать ее бабушка, и эта традиция, сохранившая секрет мастерства из глубины веков, ожила в век космических полетов и телевидения…

Потом короткими зимними днями она до самой весны бросала между натянутыми нитками челнок, прихлопывала дранку брусом, подвешенным на веревках, меняла ногами положение педалей, а те в свою очередь – расположение натянутых нитей: верх-низ, верх-низ; снова и снова бросала челнок… Я завороженно смотрел, как она ловко управляет старинным станком, и всё пытался понять механику этого таинства.