Но и это было не самое главное. Все кругом пили воду. Правда, сама Ёси сосала молоко, она, – как уверяла мама, – потом будет пить воду. А собаки высовывали длинные красные языки и лакали (да-да, вы не поверите – лакали!) воду. Ёси трясла головой, чтобы избавиться от такого наваждения, но нет: они именно ЛА-КА-ЛИ, глупо хлопая языками по воде!

«До чего же они странные, – думала маленькая Ёси. – И как много в мире неизвестного, нового и непонятного! И как интересно, оказывается, в нем жить… а я и не догадывалась».

Так маленькая козочка начинала открывать для себя мир, о котором еще вчера ничего не знала. А может, и знала, кто скажет. Я не берусь тут ничего утверждать.


4

Утро третьего дня выдалось холодным и туманным. Ёси долго не хотела просыпаться, сквозь сон тихонечко бормотала, отвечая маме, которая осторожно толкала носом свою крошечную дочку, чтобы та просыпалась: «Потом – ме, еще чуть-чуть – ме, сейчас еще рано…» Но мама не отставала от маленькой сони. И сказала ей твердо: «Ёси, пойдем, проводим папу».

Ёси, конечно, встала проводить папу. Она поднялась, потянулась на своих маленьких копытцах и первым делом занялась сосанием молока. Оно было вкусным, теплым и наполняло Ёси свежестью и силой. Сразу и утренний холод исчез, и настроение у Ёси стало отличным, так и захотелось с кем-нибудь поиграть, пободаться. Но, увы, она была единственным маленьким козленком на всё большое стадо, и бодаться ей было не с кем.

Хозяин с собаками отделил баранов и козу с козленком от стада и перегнал их на другой баз. Когда хозяин гнал их, Ёси не отставала от мамы и всем своим видом показывала: не боится она этих ужасных псов, – хотя, по правде говоря, ей очень хотелось вжаться в маму и не глядеть на эти страшные и свирепые пасти-морды. Лишь когда за мамой и дочкой закрылась дверь база, Ёси, наконец, легко и свободно вздохнула. Затем гордо посмотрела на баранов: «Вы большие, а трусливые, бежали впереди, а мы с мамой зашли на баз последними».

Она оттопырила верхнюю губу, как это делают взрослые козы, когда им что-то не нравится, изобразила на своей мордочке презрение и высокомерие, копнула копытцем песок и отвернулась от баранов.

Ёси было невдомек, что в ее поступке бараны не увидели даже тени подвига. Для них это было привычно – слушаться и повиноваться хозяину, а на воображалу-козочку бараны не обращали внимания: эка невидаль, все они маленькие зазнайки и воображалы. «Бе-едовая», – только и сказал один баран другому. Но тот был занят жвачкой, сладко щурился, шумно жевал и ничего не расслышал.

Стадо ушло. Впереди, гордо подняв голову с широкими и мощными рогами, шел Ёсин папа, сбоку шествовала лошадь, отмахиваясь хвостом от назойливых комаров и мух. Хозяин, конечно, восседал на лошади. В одной руке он держал поводья, а в другой – свой длинный кнут. Позади стада трусили хозяйские собаки, подгоняя отставших или зазевавшихся в кустах коз и баранов: «Не отставать – тяв, потеряетесь – гав».

Ёсина мама долго смотрела вслед стаду и о чем-то думала, жуя свою жвачку.

«Она, наверное, видит папу. Ведь наша мама вон какая высокая», – думала Ёси, стараясь подпрыгнуть повыше и посмотреть на своего отца. Но видела лишь пыль над дорогой да слышала: «Мее – бе…», «Мее – бе…» – и шорох песка под копытами.


5

Кто открыл дверь, когда пришла пора идти на выпас, Ёси не видела; просто бараны вдруг потянулись к выходу, а за ними – и Ёси с мамой.

Ёси прыгала, бегала, старалась взгромоздиться на маму и каждый раз, когда съезжала в песок, исхитрялась приземляться на свои тоненькие пружинистые ножки. Но иногда все-таки просто падала под ноги маме, утыкаясь носом в песок. Но мама на Ёси не обижалась, она сама была недавно такой же забиякой и прыгала на свою маму точно так же.