– Разумеется. В телепередачах несколько раз мелькал такой пример: женщина-врач говорит, что не согласна выходить на пенсию, мол, она может принести еще много пользы, что движение и активный образ жизни продлят ее годы и так далее. И я думаю, что она права. Но разве уместно ставить московского врача рядом с провинциальным токарем?! Простите за голословное утверждение, но я почему-то думаю, что у человека гораздо больше шансов прожить до глубокой старости именно в Москве, а не в провинции. Уж слишком большая разница в уровне жизни. А вот когда всё валят в одну большую пропагандистскую «кучу», – мол, посмотрите на врача! – я, возможно в чем-то утрируя и усиливая акценты, говорю, вы про провинциального токаря не забудьте.

Кроме того, если вы уж взялись делать «пенсионную реформу», то, может быть, пора вспомнить о слишком большом разрыве в только что упомянутом уровне жизни между Москвой и провинцией?

– Вы предлагаете начать с Москвы?

– Ирина, а почему нет? Если Москва уйдет «в отрыв» в деле повышения пенсионного возраста, то отставание провинции станет выглядеть как некая компенсация за «разрыв».

– Алексей, Вы же отлично понимаете, что это чудовищный политический риск…

– Но почему отсутствие этого риска и уютную жизнь «любимого» правительства я должен оплачивать из своего кармана?!

– Размечтались! Из Вашего «талона»… 9 600… много не заплатишь.

– Это потому, что я уже всё и всем заплатил. И, как уже было сказано, правительство тщательно подсматривает за тем, что, если я вдруг начну подрабатывать, оно тут же сэкономит на прибавке к пенсии.

– Алексей, а как это – жить на 300 рублей в день?

– Я, конечно же, подрабатываю…

– А если поймают?

– Если поймают – отнимут деньги… Я же не в офшорах их прячу.

– Я вдруг представила себе, как ночью к Вашему дому подъезжает полицейская машина. Дверь дома взламывают без стука, в спальню врывается толпа полицейских и они тут же устремляются к комоду… Алексей, Ваш офшор – комод, да?..

– Как-то так.

– …И полицейские торжественно извлекают из комода «контрабандные» 200 рублей. Вам тут же, при свете прыгающего фонарика, зачитывают приговор: за попытку повысить свой материальный уровень жизни без разрешения правительства…

– … и лично Владимира Владимировича Путина…

– …за особый цинизм в использовании невинного комода в качестве офшора… В общем, приговорить к неповышению пенсии.

– Знаете, я сомневаюсь, что эти 9 600 можно назвать пенсией… Это какие-то пенсионные выплаты, а не пенсия. Навскидку полистал интернет, вот цитата с сайта «Свободные новости»: «678 млн в день тратит Россия на содержание заключенных. А на каждого заключенного (их сейчас 630 тыс. человек) в месяц выделяется по 33 тыс. Это выше средней зарплаты во многих регионах».

Разумеется, в эти 33 тысячи входит и оплата аппарата охраны… Но все-таки на одного заключенного выделяется денег больше, чем мне, пенсионеру.

– Вас не надо охранять, Вы никуда не убежите.

– На те деньги, что у меня есть, конечно, не убегу.

Знаете, мне врезался в память фрагмент суда над Андерсом Брейвиком. Человек, убивший 77 своих сограждан, вдруг заплакал, когда стали зачитывать выдержки из его дневника во время процесса. Я почему-то думаю, что он заплакал от вдохновляющего – именно вдохновляющего и никакого другого – восхищения самим собой. Вот, мол, какой я замечательный, какие у меня замечательные мысли и насколько здорово я всё сказал!..

Не так давно, кажется, в мае, заместитель председателя правительства Татьяна Голикова тоже плакала… Но не в суде, а в Думе. И я думаю, что причина ее слез была та же – восхищение собой. Мол, мы много сделали, много сумели, многое смогли… Но суть-то одна и та же: человек видит только самого себя, свои успехи и достижения, свою жизнь и свои дела…. Такая эгоистичная слепота, я уверен, может породить бессмысленную жестокость. И если у Брейвика она была звериной, то у Голиковой – просто чиновничьей. Да, если так можно выразиться, «не выходящей за рамки», да, не преследуемой законом, но разве нравственная слепота перестает быть слепотой, когда дело касается жизней многих людей? Я уже тогда, увидев слезы Голиковой, понял, что нам стоит ждать «великих свершений».