. А вот обстоятельно изобразить нуворишей имеет смысл: сравнить их образ жизни с нашим, убедиться, что нам, образованным людям со вкусом, совершенно нет причин им завидовать. Автору, явно не понаслышке знакомому с ораторскими школами, интересно порассуждать о принятой в них системе преподавания и о модной манере красноречия. Впрочем, руководитель одной из таких школ объясняет Энколпию, что вынужден приноравливаться к вкусам и требованиям учеников, а характер спроса с их стороны обусловлен представлениями и чаяниями их родителей (3–4); что с этим можно поделать – остается непонятным.

Это мир, в котором, кажется, ничего нельзя изменить. Потому никакой программы, никакого лозунга. А вместо порицания и осуждения – версия эпикурейской безмятежности: спокойное и даже веселое отношение ко всему – хотя бы на страницах романа.

В той мере, в какой Петроний – декадент, он таковой не столько по выбору, сколько по обстоятельствам. «Сатирикон» написан автором не статуса Энколпия – образованного, но бедного авантюриста, почти бродяги. От таких людей ничего не зависит, они принимают мир таким, каков он есть, более или менее беспроблемно, не по рангу им задумываться о том, что то-то и то-то здесь не в порядке. Петроний принадлежал к высшему кругу Правящего города, к той среде, которая была и по инерции все еще считалась причастной правлению, способной влиять на ход дел, призванной реагировать на общественное неустройство. Его идеалы связаны с этой средой и ее традициями, его декадентство – с невозможностью следовать этим идеалам.

Нельзя сказать, что то, как Петроний окончил свою жизнь (в 66 году), было предопределено, но то, что мы узнаем от Тацита, выглядит закономерным:

О Гае Петронии[27] подобает рассказать немного подробнее. Дни он отдавал сну, ночи – делам и удовольствиям жизни. И если других вознесло к славе усердие, то его – праздность. И все же его не считали распутником и расточителем, каковы в большинстве проживающие наследственное достояние, но видели в нем знатока наслаждений. Его слова и поступки воспринимались как свидетельство присущего ему простодушия, и чем непринужденнее они были и чем явственней проступала в них какая-то особого рода небрежность, тем благосклоннее к ним относились. Впрочем, и как проконсул Вифинии, и позднее, будучи консулом, он проявил энергию и деловитость. Возвратившись к порочной жизни или, быть может, лишь притворно предаваясь порокам, он был принят в тесный круг наиболее доверенных приближенных Нерона и сделался в нем законодателем изящного вкуса (arbiter elegantiae), так что Нерон стал считать приятным и исполненным пленительной роскоши только то, что было одобрено Петронием.

Это вызвало зависть Тигеллина, начальника преторианцев и любимца Нерона. Петрония обвинили в дружбе с человеком, готовившем покушение на императора.

Донос об этом поступает от подкупленного Тигеллином раба Петрония; бо́льшую часть его челяди бросают в темницу, и он лишается возможности защищаться. Случилось, что в эти самые дни Нерон отбыл в Кампанию; отправился туда и Петроний, но был остановлен в Кумах. И он не стал длить часы страха или надежды. Вместе с тем, расставаясь с жизнью, он не торопился ее оборвать и, вскрыв себе вены, то, сообразно своему желанию, перевязывал их, то снимал повязки; разговаривая с друзьями, он не касался важных предметов и избегал всего, чем мог бы способствовать прославлению непоколебимости своего духа. И от друзей он также не слышал рассуждений о бессмертии души и мнений философов, но они пели ему шутливые песни и читали легкомысленные стихи. Иных из рабов он оделил своими щедротами, некоторых – плетьми. Затем он пообедал и погрузился в сон, дабы его конец, будучи вынужденным, уподобился естественной смерти.