Вернувшись домой, Роза заперлась в своем логове и, прислонившись спиной к двери, села на пол.

По ее раздраженным щекам покатились обжигавшие слезы, которые она тут же принялась судорожно вытирать.

Девушка, суетливо достав телефон из сумки, разблокировала экран и открыла галерею.

Фотография почти обнаженного тела в белых стрингах была не единственной. Здесь было много других похожих: менее пикантных, более откровенных, почти безгрешных… На всех них не было видно самого сокровенного, но создавался намек на то, что скрывалось под пеленой таинственности.

Зачем она их сделала?

О, она понимала зачем! Ей хотелось доказать себе, что она могла быть сексуальной, женственной, привлекательной. Фотографии хранились здесь, в галерее, и она могла в любой момент открыть их и полюбоваться собой, когда в голову приходили дурные мысли.

Никто и не смел даже думать что-то взять у нее… Никто не смел ее шантажировать… И вдруг такое случилось! Саша нагло украл телефон и скачал фотографию… Роза невольно сморщилась, представляя, что еще он мог сделать с этим снимком.

«Нужно избавиться от них», – с сожалением вздохнула девушка.

Она выбрала все интимные фото и бросила их в корзину. Вышло оповещение – фотографии удалены. Серебрянникова снова напряженно вздохнула, понимая, что не избавилась от главной проблемы. От Саши.

«Почему он так поступил?» – задалась она вопросом, но не смогла найти на него убедительного ответа.

Александр Козлов всегда был таким. С девятого класса, когда Роза перевелась в школу, где он учился. Все были дружелюбны с ней, кроме него. Он сразу невзлюбил новенькую, стал настраивать против нее других учеников, подшучивать над ней, отпускать нелестные комментарии по поводу ее параметров: слишком низкая, слишком плоская, слишком большеглазая, слишком красноволосая… Слишком.

В сердце больно защемило. Саша вырос. Стал намного выше и сильнее, а черты его лица преобразились в мужественные, не лишенные утонченности: пухлые, но симметричные губы, горящие глаза, широкие твердые скулы… Однако внутри он остался таким же жестоким, неоправданно жестоким мальчишкой, который просто ее ненавидел. И эта ненависть, презрение и осознание собственной власти над ней убивало все очаровывавшее, что было в нем.

Вика, опустив крышку фортепиано, расслабила плечи и шею и разлеглась на кровати. Девушка посмотрела на свои ладони, которые болели после многочасовой игры перед предстоявшим поступлением.

«Осталось чуть больше месяца», – подумала она, пока рассматривала портрет, висевший у изголовья еще не остывшего инструмента.

Седовласый мужчина с пронзительными ярко-небесными глазами улыбался ей и успокаивал разбушевавшиеся мысли.

Достаточно отдохнув, Вика убрала ноты, которые были разбросаны, словно домино, на верхней крышке фортепиано, и отправилась на поиски достойных компаньонов.

– Папа, – девушка, зайдя в кабинет в левом крыле дома, игриво поприветствовала Игоря Вячеславовича, – может, сходим в ресторан? Я проголодалась. – Она растворилась в непритязательной улыбке, ловя главу семейства с поличным за поздним рабочим процессом.

– Я занят, Викуль. – Печатая на клавиатуре, мужчина мельком взглянул на дочь и душевно улыбнулся ей в ответ. – Предложи друзьям.

Вика скорчила грустную мину, постукивая розовыми ноготками по деревянной раме двери.

– Все мои друзья сейчас учатся.

– Я правда занят. Мне нужно ответить на письма и созвониться с некоторыми партнерами, договориться о завтрашней встрече, – заявил мужчина, не отрываясь от работы. – Давай на выходных.

– На выходных ты поедешь играть с Алексеем Анатольевичем в гольф, – наигранно обидчиво пробурчала Вика и вышла из кабинета с высоко поднятой головой.