Обоз встретил заспанный дед Ширяй, единственный представитель старшего поколения в починке. Он появился ниоткуда и оказался незаменимым для общины. Первоначально Ширяй ночевал то в одном дворе, то в другом. Но впоследствии прибился к семье Ваулы и считался его родственником. На сенокосе Ширяй призван был готовить пищу для косарей и присматривать за жизнью отроков. Шумно начали разгружаться, распрягать лошадей, надевать на них путы и готовиться к первой косьбе в этом году.

Впервые на покосе община выставляла в ряд десять косарей. Охотка с помощью Тихомира приобрел для общины косы-литовки, косить которыми можно не нагибаясь, как ранее косили косами-горбушами.

Последние приготовления. Охотка ещё раз объяснил всем принцип работы с косой-стойкой, напомнил об осторожности, проверил и показал, как устанавливать захват косы, продемонстрировал, как нужно косить.

Фёдор и Нечайко, как самые старшие отроки в починке, в первый раз встали в один ряд с косарями в качестве замыкающих, под присмотр Ваулы. У Фёдора от напряжения взмокли ладони, и он поочередно вытер их о штанины. Охотка, а следом за ним и другие, перекрестился, сделал пробный шаг… ещё и ещё… За ним смело и весело потянулись другие косари, заулыбались, заиграли мышцами, силой и молодостью.

– Эх-ма, ровно журавли идут! – дед Ширяй, любуясь, как складно идёт Охотка, вожак, а за ним потянулись, попадая в его ритм и шаг, другие, полосой валя скошенную траву, подпрыгнул на месте, повторяя энергичное движение косарей.

Ваула нет-нет да оглядывался на молодых друзей Нечайко и Фёдора и радовался их сноровке: они сразу попали в ритм косарей и не отставали от них ни на шаг. Ровный взмах и шаг с шумным выдохом!

Нечайко с уважением посматривал на впереди идущего Фёдора, который уверенно, несмотря себе под ноги, высоко держал голову и валил и валил вал за валом скошенную траву сбоку от себя.

А Фёдор боялся отстать от косарей; он уже ухватил их ритм, но непривычно и болезненно тёрлись ладони об ручку косы и шершавое косовище. Он отогнал эту боль и не подавал вида, а свой взгляд ни на секунду не отрывал от Охотки, своего тяти, ловя и повторяя малейшее его движение, став с ним и со всеми мужиками починка единым целым и равным им.

В эти солнечные дни Порошинская заимка подсвечивалась янтарными, недавно ошкуренными сосновыми смолянистыми стенами новых двух своих домов; просека, уходящая от починка в сторону озера, всё ещё краснела иван-чаем; листья на берёзке во дворе Охотки безмолвно и безжизненно свисали с веток. Жара. Мухи и пауты яростно кружили вокруг вспотевшей лошади, запряжённой в лёгкую бричку. Конечно, такие брички использовались в городе, но Тихомир всегда поступал по-своему и любил быструю езду. Эту бричку он привёз из Речи Посполитой два года назад, гордился ей и теперь при любой возможности щеголял на своей «красавице», как он называл её. Бричка была двухколёсной, с откидным кожаным верхом для защиты от непогоды, предназначалась для передвижения двух человек и багажа. Дно у неё было сплошным, из дерева, а борта полностью закрыты. Особую гордость у Тихомира вызывала возможность переустанавливать пассажирское сидение с откидным верхом и использовать его как летом, так и зимой, и на колесах и на полозьях.

Чуть пробивается утренний свет, а Тихомир был уже давно в дороге, с азартом управлял лошадью. Сегодня с утра Кунава, его жена, настояла на поездке в Порошинскую заимку, чтобы повидаться с внуками, а особо с внучкой Голубой, с которой у них была безмерная взаимная любовь. Кунава всегда баловала внуков подарками и в этот раз заполнила всё багажное отделение сумками с детскими игрушками и угощениями. Для Голубы под заказ бабушки разыскали пару небольших шаркунков: один был сшит из цветастых тряпичных лоскутков в форме небольшой куклы с пришитыми колокольчиками, а второй сделан из бересты и наполнен семенами растений. Здесь же были детские потешки из еловых шишек, соломы и глины для других младшеньких внучат, а для старших – тряпичный мяч и два лука. Отдельно бабушка везла завёрнутое в тряпицу лакомство – пастилу, изготовленную из перетёртого яблока, мёда и яичного белка; она очень любила смотреть, как внучата лакомятся пастилой, причмокивают, кусают, лижут язычком и закатывают свои глазки от удовольствия.