Есть воля – Дух будет не метаться, смущаться, биться в темнице, а будет творить на—воле.

Для Духа нет ловушек, потому что единственное, что препятствует ему в совершенстве – это только он сам.

Иного нет. Ловушки не могут препятствовать. Они лишь причины.

Ты сам – хозяин над причинами.

Но чтобы это стало так, одних «слов» мало – это надо «вспомнить».

Яблока с древа познания недостаточно.

Еще нужно яблоко с древа вечной жизни, которого Адаму попробовать не дали. Ему вложили рассудок, и потом исказив его и перевернув, но вот разума не дали. Разумом же ты можешь с помощью воображения выходить за пределы матрицы и быть там – Духом.

И что первично и важнее – дух или тело; тонкая энергетическая душа или грубый материализм. Если желудок подмазывается к голове от голода, и похоронный марш он играет. То значит материя сильнее?

Мы находимся в более плотном материальном мире, чем «тонкий уровень». И все свои движения и действия осуществляем сознательно, своим сознанием. Да вот либо счастье, или беда, и тогда приходит на смену коллективное—бессознательное.

Условия и возможности нам создает нам нечто, находящееся внутри нас.

Или вот ещё один парадокс: человеческое тело сильнее стального железа, заключённое в цельнометаллическую оболочку плоти, и в тоже время уязвимое донельзя, как беззащитный котенок.

Перед кусочком пулевого свинца, например.

Ударом в болевую точку.

Надеть пластиковый пакет на голову, и через минуту задохнутся от нехватки воздуха.

Конечно, странно. Тогда кто же даёт нам силы выстоять в жестоком мире. Если не бог, или кто там есть на небесах.

Вскоре все рутинные вопросы были утрясены в лазарете, вещи собраны в рюкзачок—мешок; добрые клинки, служившие мне верой и правдой, вдеты в ножны перевязи, а перевязь на плечо закинута.

И всё что ли? На дорожку посидели чуть.

Осталось только подпоясаться, попрыгать, чтобы ничего не звенело, помахать ручкой на прощание обожаемой «больничке», и двигать дальше, толкая мир от себя. Ногами.

Таверна, таверна – пел от радости желудок.

Свобода, свобода – чирикало от радости сердце.

Мир, живой мир – напевала от радости душа.

Так и мы и шли по утренней улочке, под разноголосицу всевозможного внутреннего пения, вместе с Виландией.

В той таверне они уже сидели год назад, когда-то в другой реальности, да и в другой жизни тоже, но память о том больно кольнула в сердце.

Хозяин исламского заведения, толстяк Али, тоже был прежний – вот только постарел он, что ли?

Впрочем, возраст хозяина волновал Идущего меньше всего; а графа не волновал вовсе.

Путник открыл было рот: спросить гранатового морса! – но вовремя опомнился.

И, мысленно вытерев лбом тряпкой покаяния престол Всевышнего, заказал вина. Красной крови виноградных лоз, седой от пузырьков родниковой воды, каковую следует добавлять в необходимом количестве, для радости заказчика, а не для выгоды продавца.

К вину требовалось, и заказали в конце концов, подать плоский хлеб с корочкой, покрытой сладкими ожогами.

Кебабы рубленые, томленые, а также жареные на решетке, вкупе с уксусным супом из барбариса; свежих фруктов не надо, вместо них несите быстрее сушеный инжир, фисташки, тминные прянички… да и вина того самого, побольше и похолодней.

Кальяна только не хватало для полного счастья.

В полном итоге путник с уважением смотрел на сплошь заставленный стол; а Виландия с уважением смотрел на странника.

– Совсем ты выздоровел! – скупая усмешка растянула губы графа; и он, ухватив дрожащей рукой кувшин, основательно приложился к нему.

Когда Виландия ставил опустевший кувшин обратно, дрожь в его руках унялась.