Столик, за которым расположились Наумлинская и Надыкто, отделяли от подиума метров пять-шесть, не больше, и ребята могли как следует рассмотреть человека, появившегося на сцене.

Рэм улыбнулся, подошел к стойке микрофона, откашлялся. Невольно Наумлинская отметила про себя, что этот парень, как бы она ни была настроена против него, притягивает к себе взгляд, хотя внешность его не отличалась ничем особенным. Короткая стрижка, глаза не то чтобы очень уж большие, да и не слишком выразительные… обычные темные, глубоко посаженные глаза. Подбородок, который принято называть волевым, с ямочкой посередине, а на вкус Наумлинской, так тяжеловатый какой-то подбородок… Нос прямой и довольно-таки крупный. Брови… Густые, темные, четко очерченные. Вот рот действительно красивый. Губы будто бы улыбаются чему-то постоянно, а на самом деле они просто такие от природы. И лоб высокий и чистый. Такие бывают обычно у мечтательных и склонных к поэзии людей. Ира об этом в книжке читала. Интересная, кстати, книжка. Старинная, еще с ятями, а называлась она «Физиогномика». Там описывались различные типы лиц и соответствующие им черты характера. Так вот, лицо этого человека хоть и не отличалось особенной красотой или мужественностью, но на него почему-то хотелось неотрывно смотреть. И, подумав так, Наумлинская попыталась отвести взгляд в сторону, но не смогла этого сделать… Наверное, потому, что в эту секунду Рэм произнес первое слово.

– Привет, – сказал Рэм и взял микрофон в руки. – Волнуюсь, ужасно волнуюсь… Вы не представляете, какая это радость – видеть ваши лица. Не думал, что соберется столько народу. Честное слово, не думал…

Голос у Рэма был низкий, с хрипотцой, о таких принято говорить «с песком». С первого же слова этот человек расположил к себе всех собравшихся в клубе. Все звуки разом стихли. Взгляды были устремлены на эстраду, где в пересечении двух неярких лучей прожекторов стоял среднего роста, не худой и не толстый, самый обычный человек, похожий как бы разом на всех и в то же время не похожий ни на кого.

– Со мной это впервые. Я имею в виду презентацию альбома, – продолжал тем временем Рэм. – И совершенно не представляю себе, как это делается… Там, за кулисами, – Рэм кивнул на выкрашенную зеленой краской дверь, – мы с ребятами договорились, что будем сегодня играть старые композиции, те самые, которые записаны на альбоме «Выход». Но сейчас я почему-то не уверен в этом. Я подумал, что, может быть, вам будет интереснее послушать что-то новое? Как вы считаете?

– Супер! – выкрикнула девушка, сидящая с подругой за соседним столиком. – Давай свежак!

– Клево! – отозвался кто-то с дальних мест. – Альбом мы уже слышали!

Со всех сторон послышался гул одобрения.

– Вот и хорошо, – просто сказал Рэм. – Тогда мы, пожалуй, начнем…

Он обернулся назад, перекинулся парой слов с музыкантами. Они согласно закивали, и через несколько секунд раздались первые звуки. Поначалу музыка показалась Наумлинской настолько странной, что она даже шепнула Надыкто на ухо:

– Это чего такое? Так и будет, что ли?

– Я этой композиции еще не слышал, – так же шепотом отозвался тот.

А между тем звучащие со сцены звуки никак не складывались в единую мелодию. Каждый инструмент, казалось, вел свою партию, которая нипочем не желала вписываться в общий строй. Да и не было никакого общего строя. Какофония сплошная, а не музыка. Обычно про такую игру говорят: кто в лес, кто по дрова. Рэм с мечтательной улыбкой, застывшей на губах, слушал все это безобразие, полностью, как показалось Наумлинской, растворившись в странных, ни на что не похожих звуках. Наконец он поднес микрофон к губам и заговорил: