– Я его привозил на дачу, когда праздновали ваше награждение. Его пригласила Татьяна, а так как он города не знает, велела его забрать и привезти. А потом я его отвозил обратно.

– Понятно. И пока ехали, болтали всю дорогу.

– Ну да.

– И о чем болтали?

– О спорте. Он боксер, я занимался рукопашкой, вот и нашли общие темы.

– А какие у них с Татьяной отношения?

– Думаю, никаких.

– Откуда такие выводы, ты ведь с ними только поел? Или чего-то не договариваешь?

– Думаю так, потому как этот парень сильно не похож на всю остальную тусовку: одевается просто и без изысков, судя по всему, не любит тусить, и самое главное, по-моему, ему абсолютно пофигу, какую Вы должность занимаете и сколько зарабатываете, в отличие от остального контингента примажоренной молодежи.

– Ты хочешь сказать, что я для него пустое место, – начинал злиться Иезуит от спокойствия и уверенности, с которыми этот молодой охранник говорил о его фигуре.

– Не знаю, но, возможно, Вы для него такой же человек, как любой встречный на улице.

– Не могу понять, ты меня пытаешься разозлить, делая такие выводы?

– Я работаю у Вас, и Вы мне платите. Не буду лукавить, платите хорошо. Поэтому и пытаюсь быть объективным, а не говорить то, что Вы хотите услышать. Но коли изволите, то могу отвечать односложно и преданно смотреть в глаза.

– Да нет, уж лучше так, чем как все остальные. Итак, откуда такие выводы об отношениях моей дочери и этого боксера?

– Насколько я понимаю, виделись они всего пару раз. Я неоднократно отвозил Ваших гостей из молодежи и точно могу сказать, что он сильно от них отличается. А все необычное и загадочное интересно.

Вот поэтому, наверное, Татьяне пока не скучно с ним. Но, думаю, это не надолго.

– Почему так решил?

– Уж очень сильно он от всех отличается. Думаю, причину этого можно найти где-то в медицинской энциклопедии. У моего двоюродного брата сын аутист. Так вот, повадки поведения моего племянника и Андрея очень похожи. И хотя Андрей точно не болен аутизмом, но что-то от этой болезни у него все-таки есть: он живет в каком-то своем мире и лишь время от времени из него возвращается. А девушки любят внимание, и чтобы мир вертелся вокруг них. Отсюда и мой вывод, если хотите, – эти отношения очень ненадолго: интерес Татьяны к чему-то незнакомому быстро закончится, а его замкнутость, в конце концов, начнет ее раздражать.

– Значит, говоришь, аутизм, – стуча пальцами по столу, себе под нос сказал Иезуит. И Соломонович говорил, что были подозрения на аутизм. – Ладно, поглядим. Авось, ты и прав… Можешь идти. Надеюсь, тебе не надо рассказывать, что наш разговор не для передачи далее.

– Нет.

– Хорошо. Иди.

Через мгновенье после ухода Дмитрия в кабинет из потайной комнаты вошел Соломонович. Иезуит вопросительно посмотрел на него.

– Парень неплохо держался, но был не совсем искренним.

– А я думал, что умею разбираться в людях. Мне показалось, он говорит правду.

– Мне тоже так показалось, но техника говорит иное. Вероятно, он не врет относительно того, что видел и слышал.

– Тогда что же?

– Он волновался, когда вы начали интересоваться отношениями вашей дочери и этого парня.

– В этом кабинете многие волнуются, – ухмыльнулся Иезуит.

– Этот был спокоен все время, все-таки школа, которую он прошел, дает о себе знать, а волноваться начал только в определенный момент.

– И что будем делать?

– Пока ничего. Похоже, выводы он сделал правильные. Остается немного подождать, дабы убедиться в этом либо получить опровержение. Потом будем действовать по обстоятельствам.

– И сколько ждать?

– Думаю, месяц, от силы два.

– Хорошо. Подождем. Только не спускай глаз с моей дочери. Мне необходимо решить вопрос ее замужества с Кириллом уже в этом году.