– Я ведь сначала думал, наставниче, что вровень с ними стал. Как дядя Вячеслав умер, Ярославичи меня во Владимире усадили, с Ростова свели. Почётный стол, только вот княжество – маловато. Я мнил – ладно, до времени. А потом дядя Игорь умер. Мне за ним смоленский стол надлежал. Ан нет – в Смоленск меня не пустили. Ну и где же я им ровня?!

Теперь молчал Вышата. Слушал, изредка отпивая сбитень, и поглаживая короткую бороду.

– Придёт день – они меня и с Владимира сгонят! – Ростислав стукнул кулаком по столу – дрогнули каповые чаши, плеснул на скатерть ядрёный хлебный квас. Вину и мёдам не было сегодня места на княжьем столе, разговор взаболь, без капли хмельного. – Кому-нибудь из сыновей их стол занадобится, Мономаху там, альбо Роману, и – будь добр, извини-подвинься, князь-изгой.

– То верно, княже, – разомкнул, наконец, губы Вышата Остромирич. Горячность молодого (по двадцать шестой весне всего) князя ему нравилась.

– Кто дал им такое право?! – горячо выкрикнул князь, потрясая кулаком. – Мой отец князем был, не хуже их самих!

– Лествичное право… – осторожно сказал Вышата. – На великом столе не был отец твой…

– То право они сами и измыслили! – бешено отверг Ростислав, ожёг боярина и гридня взглядом.

– Эх, Владимир Ярославич, Владимир Ярославич… – вздохнул Порей. – И чего было хоть бы лет на пять на свете подзадержаться…

И впрямь. Старший сын Ярослава Владимирича, ныне уж покойного великого князя, умер всего тридцати двух лет от роду. А спроста ли умер-то? – подумалось вдруг дурно Ростиславу. Он мотнул головой, отгоняя дурную мысль.

А сейчас – и впрямь, как бы со стола не согнали, если чего…

– Так чего же ты ждёшь, княже? – глянул умно исподлобья Вышата. – Бейся за то, чего хочешь! Хочешь Чернигова – бейся за Чернигов! Хочешь Киева – за Киев!

– Киев мне без надобности, пусть там Изяслав сидит, если он старший в роду, – задумчиво сказал князь, щуря глаза на огонёк свечи.

– Старший в роду – князь Судислав, – осторожно сказал Славята, подав, наконец, голос.

– Судислав постригся, а чернецу власти нет! – решительно отверг князь. – Потому и говорю – пусть сидит на Киеве Изяслав! А вот княжество округлить…

– Верно, княже, – всё так же спокойно ответил боярин. – А я тебе лакомый кусок скажу…

– Какой же? – Ростислав поднял брови.

– Тьмуторокань.

Название города прозвучало, словно что-то загадочное, как сказка о дальних краях – так и повеяло пылью дорог, росными утренними травами, розовым рассветным туманом над прибрежными скалами.

– Тьмуторокань? – медленно переспросил Ростислав.

Вышата вновь степенно отпил из серебряного кубка.

– Там, в Тьмуторокани, сила большая. Дураки думают, что это так, клок земли у чёрта на рогах, – боярин мечтательно прищурился. – Море. Торговля. Тьмуторокань немало стоит. Святослав с Глебом сами не до конца понимают, какое сокровище им в руки досталось.

Порей задумчиво щипал ус, хмурил бровь.

– Тьмуторокань далековато, – обронил словно бы невзначай.

– Нам ли бояться дальних походов? – горделиво бросил Вышата, и Порей, спохватясь, подтвердил:

– И то верно, княже!

– А ещё там вои… – сказал вдруг Славята, сузив глаза. – Кубанская да донская русь, небось, до сей поры Мстислава Удалого не забыла, а?

– Ты на него здорово похож, княже, – заметил Вышата, словно бы мимоходом.

– Говорят так, – задумчиво обронил князь.

– Верно говорят, – коротко усмехнулся боярин. – А если нравом, так по мне – и вовсе не отличишь.

– Ай знал его? – оживился Ростислав.

– Было, – подтвердил Вышата и смолк, словно вспоминая былые годы.

Однако князь уже думал об ином.

– За Ярославичами сила. Их самих трое, да у всех сыновья есть. И Мстислав Изяславич, и Ярополк, и Глеб Тьмутороканский – оба на престолах и с дружинами.