* * *

Где мы будем жить? – как бы невзначай спросил Дмитрий Лару во время следующего тайного свидания.

– Какая разница, – счастливо откликнулась она, раскинувшись по ширине кровати. – С милым рай и в шалаше.

– Не говори банальностей, – Валевский внутренне поморщился, – ты же образованная женщина. Лучше скажи что-нибудь путное.

– Зачем? Ведь в банальностях и есть вся правда жизни.

– Что ты учила в университете?

– Науки и искусства.

– Ух ты! Как это?

– Очень просто, я окончила факультет наук и искусств, – она говорила рассеянно, низким теплым голосом.

– Не слышал ничего глупее.

– Это почему?

– А потому, что науки и искусства – это есть все, что имеется на этом свете. Не могла же ты изучать все на свете.

– Не знаю, наверное, не могла. Не помню. А ты приходи ко мне в музей, я проведу для тебя индивидуальную экскурсию. Тогда и оценишь.

– А ты уверена, что мне понравится? – попытался ухмыльнуться Валевский.

– Единственное, в чем я сейчас уверена, так это в том, что люблю тебя, – горячилась Лариса, сверкнув глазами.

– И я тебя, – тут же откликнулся Валевский, и сам в это почти поверил.

«Однако, любовь любовью, – тут же здраво рассудил Валевский, – а жить все равно где-то надо. Придется создавать свою скинию. А что делать? Если предположить, что она все-таки уйдет от мужа, где они будут ютиться?» После расставания с Лидой от его солидности мало что останется. Брошенным женщинам, как правило, свойственна неслыханная кровожадность, так что на гуманизм супруги он даже и не рассчитывал. Однако беззаботная непритязательность Лары его тоже начала потихоньку раздражать. Прямо она его ни о чем не просит, только иногда задает наводящие вопросы. Время от времени у него даже складывалось впечатление, что не позови он ее «в даль светлую» или уж в какую там получится, или оставь он все на своих местах – она и тогда не сильно расстроится. Откровенно говоря, он не знал, каково им будет вместе, не знал, но очень хотел знать. Зачастую, правда, перед ним вставал вопрос: что будет, когда она его разлюбит или когда разлюбит ее он? То, что любовь пройдет, он не сомневался ни единого мгновения, ведь даже самое превосходнейшее из вин, в конце концов, становится кислым, а любовь такая же смертная субстанция, как и все прочее на этом свете. Просто людям страшно это признать, и они, себе в утешение, предпочитают говорить о любви вечной. Да и на здоровье! Что поделать, ведь мы всего лишь люди, и как умеем, так и справляемся со своими страхами. Одно дело жить с женщиной, которую никогда не любил, жить спокойной, тоскливой жизнью, и совсем другое – бурно и радостно жить с любимой и ничего не бояться. Если любви не было, то стало быть она и не пройдет, а значит, не наступит разочарование, охлаждение, отчуждение, никто ни от кого не отдалится, потому что все и так были далеко друг от друга. И совсем иное дело – жизнь в любви, которая влечет за собой немало и не всегда приятных последствий. Сама по себе любовь – такая свободная вакханка, что ее невозможно удержать и с ней нельзя договориться, а потому рано или поздно она разворачивается и покидает вас.

Чем ближе Валевский подходил к заветной черте, тем быстрее улетучивалась его решительность, тем меньше оставалось в нем мужества. В конце концов, еще не поздно остановиться и повернуть назад, у него еще есть на это время.

– Так где же все-таки мы будем жить? – еще раз спросил Валевский, надеясь на предсказание своей пифии, но Лара отстраненно молчала.

– Эй, золотце, ты где? – он с нежностью посмотрел на нее.

– Знаешь, иногда мне бывает страшно, очень страшно.