Для Бонапарта она – сначала и потом, увядшая, с преждевременными морщинами – являлась олицетворением любовного идеала, истинной эссенцией женского сладострастия.

«Хотя она и потеряла всю свою свежесть, она нашла средство нравиться ему, а ведь хорошо известно, что в любви вопрос “почему?” является излишним, любят, потому что любят». Чье же перо подписалось под этим неоспоримым выводом? Перо Мармона! Разве не для того это случилось, чтобы доказать: иногда ненависть отлично умеет отдавать должное справедливости.

А что же Бонапарт?

Мармон сообщает нам, какой нежностью окружает он воспоминания о Жозефине. «Он думал о жене не переставая, желал ее, ждал ее с нетерпением… Никогда любовь более чистая, более истинная, более исключительная не владела сердцем мужчины».

Бонапарт никогда не будет отрицать этого. А фразу «Стоило только моей жене пожелать что-либо, чтобы я сделал обратное» с полным правом следует считать милой шуткой, шаловливой стрелой, направленной в Жозефину, находившуюся тогда, по словам Редерера, «довольно близко, чтоб услыхать эти слова».

Бонапарт лучше других может рассказать о своей любви. Взгляните на письма из первого итальянского похода, написанные вскоре после свадьбы, когда еще, как выражается де Сегюр, «любовь Бонапарта к Жозефине была для него стимулом славы», и сообразите, сколь высоким и бешеным пламенем горела в нем эта страсть.

«Я получил твое письмо, мой обожаемый друг, – пишет Бонапарт Жозефине. – Оно наполнило мое сердце радостью… Я в печали с тех пор, как покинул тебя. Мое счастье в том, чтобы быть рядом с тобой. Я непрестанно перебираю в памяти твои поцелуи, твои слезы, твою милую ревность. И прелести несравненной Жозефины непрестанно воспламеняют мое сердце и чувства живым и горячим огнем…

Несколько дней тому назад я думал, что любил тебя, но с той минуты, как увидел тебя, чувствую, что люблю в тысячу раз сильнее. С тех пор как я узнал тебя, я с каждым днем люблю тебя все больше…

Ах, умоляю, позволь мне разглядеть в тебе какой-нибудь недостаток. Стань не такой красивой, изящной, нежной, доброй. И главное, главное, никогда не будь ревнивой… Поверь, я уже не в силах подумать о чем-либо, кроме тебя, все мои мысли подчинены тебе одной»[11].

Это совсем не лживые клятвы, не пустые обещания.

Жозефина! Он принадлежит только ей! Пусть приводят к нему хорошеньких пленниц, заранее покорных, он примет их со спокойным достоинством, он прикажет проводить их до аванпостов, вернуть их свободе, любви и возлюбленным.

Из другого письма: «Я весь принадлежу Жозефине и доволен и счастлив только в ее обществе»[12].

Может ли Жозефина поклясться если не в таком же чувстве к Бонапарту, то хотя бы в половине, в десятой доле его?

Генерал, не получивший ответа на свое послание, пишет жене:

«Вызвал курьера. Он сказал, что заезжал к тебе и что тебе нечего было ему поручить. Фи! Ты недобрая, гадкая, жестокая тиранка, маленькое прекрасное чудовище! Ты смеешься над моими угрозами и над моими глупостями. Ах, если бы я мог запереть тебя в своем сердце! Я посадил бы тебя туда под замок»[13].

А через два дня:

«Не ты ли душа моей жизни и любовь моего сердца?.. Прощай, моя прекрасная и добрая, несравненная, божественная»[14].

И еще:

«Как можешь ты, такая нежная, приветливая и любезная по своей природе, забывать о том, кто любит тебя так горячо? Уже три дня от тебя нет писем. Я написал тебе за это время несколько раз. Разлука ужасна, ночи долги, скучны и пресны. Дни однообразны.

Я остаюсь один на один со всеми мыслями, трудами, писаниями, людьми с их опостылевшими речами, и у меня нет даже от тебя записочки, которую я мог бы прижать к сердцу»