К концу монолога в комнате стало чуть более людно, чем вначале. Кто-то засмеялся, кто-то просто улыбался.
– Позвольте полюбопытствовать, это экспромт или заранее писалось? – пожилой мужчина подслеповато щурился, очки постеснялся носить, чтоб выглядеть моложе?
– То есть вы не верите, что я рассказал грустную историю своего опыта покорения Москонцерта? Ви не из наших? – и снова смех. Как и предполагал, я тут самый молодой. Хоть по росту уже не самый мелкий, практически среднего роста. Но щупловат я пока на общем фоне, этого не отнять. Засветился, и ладно. Спокойнее надо себя вести, не поддаваться на провокации. С другой стороны понимаю, одним просто интересно, что за юноша, выпадающий из формата, нарисовался. А кто-то попытается утвердиться за счет заведомо слабой жертвы. Вот последним я как раз не дам на мне потоптаться. Гуляю, рассматриваю жилище Родимцева, вполне классическое место обитания представителя творческой интеллигенции. Огромные фотографии на стене ожидаемы, рисунки углем тоже, статуэтки на полочках, пошловатые на взгляд стороннего наблюдателя из двадцать первого века. С другой стороны, они вполне могут быть трофеями из поездок хозяина квартиры. Вдруг понял, почему старые на вид фигурки не вписываются – отделка квартиры довольно свежая. А коллекции всякой мелочевки хорошо смотрятся в старых интерьерах, где они копятся годами и сами находят свои места. Откуда знаю? Двоюродная тетка живет на Садово-Каретной в такой же старой квартире, такой же творческой, но только недорасселенной. Запахи ночных бдений, пропитанных табаком обоев и пыльных статуэток мне знакомы.
Решил отдать дань внимания фуршетному столику, налил на пробу половинку бокала игристого. Стоящая рядом молодящаяся женщина расшифровала мою мину:
– Молодой человек, что-то не так?
– Всё хорошо. Просто вино слегка теплое и сладковато. А так здорово. Особенно сулугуни с лимоном, очень свежее сочетание.
– Рада, я сама придумала такие канапе.
– Так вы хозяйка этого чудесного дома? Жорж.
– Елена. Вам понравилась наша квартира?
– Отличный дизайн и качество отделки, видно, что обои не сами клеили. Только статуэткам чуть неуютно здесь.
– Вот как? Может скажете, почему?
– Слишком чистые и светлые обои. Их лучше засунуть в какой-то шкаф, да еще стекла тонировать. Тогда артефакты перестанут пугаться.
– Пятерка, Жорж! А я что говорил? – подкравшийся сзади Родимцев бурно радовался схожему взгляду на интерьер. – У нас Елена занималась отделкой и мебелью, её мнение было главным. А я что, я простой художник, в дизайне не разбираюсь.
– Да, Илья Борисович, художника каждый может обидеть. Попробуй обидь скульптора – у него молоток!
– Верно сказано, может мне переквалифицироваться в скульпторы? Чтоб со мной уже перестали спорить в моем доме?
– Избавь вас Будда, уважаемый Илья Борисыч, победить в споре жену! Женщины коварны – накормит ужином, приготовленным без любви, а у вас на следующий день вдохновение пропадет.
– Вот! Хоть один понимающий человек нашелся! А то кроме «женщина – твое место на кухне» от них не услышишь. Как котлеты вертеть – я. А как награждать – его.
– Леночка, я впишу в диплом твоё имя, там место есть чистое.
– А фамилию!?
– А фамилия у нас общая. И мне лень еще и фамилию выводить.
Приятно было слушать перепалку двух немолодых, но по-прежнему влюбленных друг в друга людей. И видно было, им самим приятно выставлять напоказ свои веселые отношения. Как-то так вышло, что народ распределился по пространству квартиры, а я оказался с бокалом уже более холодного игристого в кресле напротив хозяина тусовки.