Всё это время я прогуливался рядом и грел уши. Резко Саенко решил ситуацию поправить – выдернуть меня в Тулу, чтоб я одной ногой типа служил, а по факту тащил свою работу. Это у нас крепостное право получается. Что на это сказать, даже не знаю. Главное, не уверен, что я хочу этого. А чего хочу, и сам не знаю. Комсомольско-спортивная карьера, семья и быт? В газетах информации мало, что творится в верхах, неясно, но есть ощущение того, что смерть одного из «прорабов перестройки» не отменила гибель империи, а только отсрочила. Социалистический блок в изоляции, союзники по этому самому блоку затаились и держат ножи в рукавах, ждут удобного момента. Один плюс, меньше публикаций в поддержку прогрессивных режимов Африки. Или просто деньги на Африку кончились? Так что выходит, что всё равно рванет, но чуть позже. А тут я такой умный трудоустроенный и с семьей в разрушенной стране. Нехорошо, надо что-то делать.

– Всё, Жорж, пойдем к твоим командирам, тебе надо увольнительную выписать до вечера, я внизу подожду.

– Ну пойдем, Михаил. Раз ты меня поймал, мне теперь рыпаться бесполезно.

– Тень, знай своё место! Шучу-шучу, Жора. Просто забавно получилось.

Поднялся на третий этаж в расположение своей батареи, снял сапоги, тапки надеть чуть не забыл, пришлось возвращаться. Порядок есть порядок. Так, а брюки в сапогах помялись, придется переглаживать штанины, в ботинках вид будет такой, что и не отпустят в город. А вот и замок наш, сидит на табурете и увольнительные записки раздает. Вернее, уже раздал, внешний вид убывающих в увольнение проверяет.

– Товарищ сержант, прошу и мне выписать увольнительную.

– Так ты не заказывал заранее, где я тебе бланк возьму? Вот Казмирук заказывал, Жуков заказывал, а тебя нет в списке.

– Мне так командиру части и говорить? Мол, товарищ полковник, ваше приказание не выполнено, у сержанта Глодана бланков не было.

– А тебя полкан наш прямо в увал гонит? Не надо песен, Милославский!

– И с автоматом моим полковник напряг Завгороднего, и меня с увалом тоже. Он тут главный, кто мы такие, чтоб спорить?

– Как с тобой всегда сложно, Милославский. Свалился на мою голову блатной. Кто к тебе приехал-то?

– Из обкома комсомола приехало начальство моё, я там не все дела доделал.

– А ты прямо там работал? Нихрена себе! И чем занимался?

– Оборонно-массовой работой.

– Бумажки перекладывал?

– Убивать учил.

– Кого?

– Студентов и милиционеров.

– А студентов за что убивать? Они тебе чего плохого сделали?

– Володя, ты договоришься! То есть, товарищ сержант. Давай мне увольнительную, и я от греха побегу, пока не хватились.

– Зачекай трохи. До скольких выписывать?

– До двадцати трёх, а то всех шепетовчанок или как правильно, шепетовочниц перещупать не успею.

– До одиннадцати не могу.

– Ну звони дежурному по части, пусть командира дергает.

– Ищи дурнычку, сам выпишу. Если что, ты сказал.

– Ладно, я подглажусь пока. Из города чего-нибудь принести?

– Да чего ты принесешь? Сала копченого с базара? Так навезли родаки всего всем, сумками понесут сейчас вечером, хоть бы не протухло, пока всё сожрем.

– Это да, кто-нибудь до расстройства желудка обожрется.

– Во-во! Надо было предупредить бы. А то вы духи на еду падкие.

– Кормить надо лучше, тогда и жрать как не в себя не стали бы.

Денек выдался жаркий, как и всё лето. А может, для этих мест такая погода нормой считается. Идем с Саенко практически без какой-то цели, треплемся ни о чем. Надо сказать, мой бравый вид никого не приводит в заблуждение, по прическе видно, что дух после присяги вышел в увольнение. В советской Армии налысо стригут один раз, сразу после призыва. А потом наоборот, борются с такими проявлениями самодеятельности. Чудно, если задуматься – в Российской Армии двадцать первого века всех стригут под ежик, включая офицеров.