– Постойте! Индейцы благополучно живут в резервациях.

– Клочок земли вместо целого континента? – опечалился Фирсанов. – Манхеттен, купленный за ящик виски? Обман или честная торговля?

– Это разумная плата за прогресс.

– А не кажется ли вам, Артур, что цена непомерно раздута? Некоторые колонизируемые народы добились гораздо больших успехов в тонкостях познания окружающего мира, нежели европейская цивилизация. Имеют более интересное и многоуровневое культурное пространство.

– Кто именно?

– У индейцев – легенды о Гайавате и циклопические города, у персов – легенда о Гильгамеше и Вавилон, у индусов – Махабхарата и их система летоисчисления. Познания в архитектуре, астрономии, математике и географии и других областях знаний поражают. Они знали и делали многие вещи, когда Европа только-только осваивала дубинку и наряды из шкур.

– У всего свой расцвет. Сейчас наше время. А для сына купца скобяных товаров вы слишком широко образованы. Даже на европейской цирковой арене таких знаний не нахватаешься.

– Подозреваете, что я незаконнорождённый потомок царской династии? Наследник тайных знаний какого-нибудь масонского ордена или ложи? – с улыбкой спросил Леонид.

– Подозрения, конечно, оскорбляют, но тут… Поражает изобилие направлений и объём знаний… – засмущался Артур.

– Все проще. Всё много проще. Люблю всегда узнавать что-то новое. Не любопытствовать, а узнавать. Учиться не зазорно, а вот быть неучем – даже очень.

– Опять же новый парадокс! – воскликнул Смит.

– Иногда мне кажется, что самым важным для западной цивилизации является стяжательство. Редко – честным трудом, чаще обманом или разбоем. Вашей иконой является бальзаковский Гобсек.

– Понял! – даже вскочил Артур. – А вы, часом, не марксист?

– Марксист? Я?! – опешил Лёня.

– Очень похожи.

– Если честно, я вообще с трудом выношу политику и стараюсь держаться от неё подальше. Последовательная цепь компромиссов редко выводит на светлый путь.

– Сами или прочли?

– Простые умозаключения приводят к таким несложным самостоятельным выводам. Человечеству ещё предстоит найти приемлемую всеми форму управления и консолидации общества, лишённую угнетения и презрения любого своего члена. Я такого строя, к сожалению, пока не знаю.

– Восхищаюсь вами и согласен, – неожиданно сказал Смит. – Демократия – это ужасная форма правления обществом, но пока лучшее из всего того, что придумало человечество.

– Обязательно будут искать!

– В вас, Лео, ещё говорит и бродит юношеский максимализм. Уже через пять, максимум десять лет вы поймёте, что истина в оттенках, полутонах и полузвуках. И их иногда бывает почти невозможно различить, а какую богатую палитру они дают!

– Вы рисуете страшную картину мира.

– Но честную! Самообман чреват крупными потерями.

Долгий философский разговор плавно перекинулся в гастрономическую область, приближалось время завтрака. Туда приятели и отправились.

Каким бы долгим не было путешествие, прелесть его в том, что оно рано или поздно заканчивается. Накануне прибытия в конечный пункт друзья засиделись за разговором допоздна и дали слабину: вышли на последнюю утреннюю разминку на час позже. Для них стало привычным полностью отдаваться этому делу. Произошло самое неожиданное, но ожидаемое – Артур втянулся и ему стало нравиться. И когда в азарте тренировки он вслед за своим тренером встал на руки и прошёлся несколько шагов по палубе, то изумлённый женский возглас вернул друзей к реальности.

– Если бы в Лондоне мне кто-то сказал, что я когда-нибудь пойду на руках, то я поднял бы его на смех. Но тут… Лео, вы гений!

– Спокойно, Артур! Вы же сами всё сделали. Поэтому если и есть здесь моя заслуга, то только лишь в том, что указал вам этот путь.