Уинстон сел в кресло, а на другое положил шляпу. Теперь было понятно истинное предназначение котелка – огромные залысины, стремящиеся на затылок, прорезали его огромный лоб, уничтожая шевелюру. Леониду нестерпимо захотелось причесать свои густые русые волосы, но он только запустил туда пятерню, якобы приводя их в порядок и незаметно подёргал их. Всё было в порядке, держались как вбитые.

– Надеюсь, вы не мизантроп или отшельник в паранойе? – заулыбался англичанин, растекаясь по креслу напротив.

– Может и хотел бы им быть, но тогда влетит от батюшки?

– В смысле?

– Торговля и мизантропия вещи не совместные.

– Ах, вот вы о чём? Торговать или скупать едете?

– Пока только разведать. Понять потребности тамошнего рынка.

– На чём специализируетесь? – профессионально стал вести допрос журналист. Леонид подсобрался, у него мелькнула мысль: «А не разведчик ли он, часом?»

– Слышали, что там имеется большой спрос на кирки, мотыги, лопаты и другой скобяной товар. Всё-таки лихорадка.

– Да, золото и алмазы не одному человеку перевернули мозги, – заметил Артур и кинулся поедать обед, принесённый стюардом. К этому делу он подходил по-английски педантично, поэтому полностью сосредоточился на содержимом тарелок. Фирсанов внутренне перекрестился и обрадовался, что рот у Уинстона был на некоторое время занят. Только он произнёс про себя молитву и потянул первую ложку в рот, как Смит огорошил его вопросом: – Вот только не пойму, зачем торговцу скобяным товаром такая гимнастика?

Надо было срочно придумывать что-то правдоподобное.

– Так это вроде наказания.

– Что именно? – не понял Артур. – Поездка? Торговля? Или что-то ещё?

– В православных монастырях каждому монаху даётся работа, которую он обязан выполнить и не имеет права отказаться. Это называется урок или послушание. Так вот, если хотите это моё послушание. В ранней молодости, – безудержно принялся врать Леонид, – влюбился я в венгерскую циркачку. До умопомрачения. И сбежал за ней из дому. Несколько лет колесили с цирком по городам Европы, даже у вас в Лондоне, Портсмуте и Эдинбурге бывали. Сумасшедшая любовь. – Лёня распалялся в своём вранье всё сильней и сильней. Он понимал, что его несёт, но остановиться не мог и даже в экстазе закатывал глаза. – И чтобы не сидеть на шее у любимой, придумал номер и ездил за ней, как проклятый.

– История в русском романтическом стиле? И каким боком в это приключение влезли скобяные изделия?

– Раз сорвался, сломал ногу. Пока лечил, цирк поехал дальше. Когда я их догнал, в её сердце стойку на руках уже делал другой акробат. Неприятная, но всё-таки стабильная привычка. Известно – голод не тётка, пирожка не поднесёт. И пришлось, почти год назад, поджав хвост, возвратиться домой к отцу. Тот поворчал-поворчал, взял с меня слово, что продолжу я семейное дело, и принял назад. И вот я здесь.

– Первым классом?

– Как говорят в России: лопни, но держи фасон! Русский купец иначе не может.

– А что в цирке делали?

– Сначала, что придётся, потом, что доверят, а позже жонглировал и работал номер силовой акробатики.

– Не может быть! – то ли удивился, то ли засомневался англичанин.

Ложка, лежавшая на столе рядом с Леонидом, неожиданно исчезла, потом появилась в другой руке, следом она перекочевала в жилет к Артуру. Позже она самым необъяснимым образом самостоятельно залезла в рукав пиджака Леонида. А после эффектного жеста ладонью англичанин обнаружил её на кресле под шляпой. Пока Уинстон внимательно изучал ложку, разве что на зуб её не пробовал, Лёня многократно сложил визитную карточку корабельного ресторана, а развернул купюру в десять фунтов стерлингов.