Толпа взвыла от восторга: «А наш-то, наш!» На коврик бородача полетели монетки. «Артисты» кланялись зрителям, жестами указывая, что истинный автор успеха – напарник! Пока индус собирал деньги, Леонид выскочил из кольца зрителей и торопливо направился в порт.

Из-за своего «иностранного турне» на борт он явился впритык. За ним вскоре подняли трап и вышли в открытое море.

Александрия удивила Фирсанова ещё большим шумом и гамом. Зато погода была комфортней, без зноя и влажности Стамбула. Но пройтись по городу, который старше Каира на полторы тысячи лет, Фирсанов не решился. Но в этот раз, памятуя о своей предыдущей ошибке, Лёня покрутился в окрестностях порта, не выпуская его из прямой видимости. Он дошёл до белоснежной крепости Кайт-Бей, построенной на развалинах Александрийского маяка. Глядя на эту почти сахарную крепость, Леонид никак не мог принять, что это настоящее военное сооружение, предохраняющее от врагов, а не торт, изготовленный затейливым кондитером. Постоял, посмотрел, полюбовался. А потом засел в таверне неподалёку от порта, где пил кофе и читал газеты. Пока он привыкал к морю, кораблю, качке и другим городам, то пропустил многие мировые новости. Особенно из той части света, в которую плыл.

В зависимости от того, чью прессу читал Фирсанов, кардинально менялся взгляд на людей, оценку события и происходящее.

Англо-саксы по обе стороны океана, несмотря на то что были связаны в прошлом непростыми колониальными отношениями, держались вместе и пели в одну дуду. О бурах они отзывались весьма высокомерно и презрительно. Артур Конан Дойл считал, что территория Трансвааля и Оранжевой принадлежит англичанам по праву, не вдаваясь в особые тонкости. Наше и всё тут! Марку Твену буры показались очень набожными, но глубоко невежественными. Тупыми, упрямыми, нетерпимыми ко всему чужому, нечистоплотными и безразличными ко всему, что творится в мире вокруг. Их кругозор и горизонт строго ограничивался собственной делянкой. Но в то же время они гостеприимны и честны по отношению к белым. Американец, скорей всего, открещиваясь от рабского прошлого своей страны, играя, наверное, в великого демократа, отмечал крайне жестокое отношение к своим чёрным слугам.

Голландские газеты, естественно, делали из скромных землепашцев и скотоводов почти лубочных ангелочков и настоящих страдальцев. Французы избегали излишнего нагнетания красок и особо эмоциональных пассажей. Русские же относились к бурам скорей благосклонно и чаще были на их стороне. Тем более что то же самое делал сам император! Например, помощник российского военного атташе в Трансваале капитан фон Зигерн-Корн был весьма позитивно настроен к бурам. Он писал, что они никогда не были убеждёнными, так сказать, закоренелыми рабовладельцами. На следующий же год после основания республики, на одном из митингов была единогласно принята прокламация, в которой решили навсегда отказаться от порабощения негров и торговли невольниками. С другой стороны, пока чёрный слуга служил с покорностью и преданностью, то хозяин-бур относился к нему спокойно и даже добродушно. Но почуяв в чернокожем малейший намёк на недовольство, малейшую искру возмущения, бур превращался в неумолимого палача и подвергал непокорного жестокому наказанию, не смущаясь никакими последствиями.

Конфликт изначально был надуманным и главным в нём было желание насильственно присоединить к территориям Британской Короны золоторудные и алмазосодержащие земли Трансвааля и Оранжевой республики.

Однажды, обычным днём 1866 года, на берегу Оранжевой реки неподалёку от крошечного городка Кимберли местный несмышлёный мальчонка у себя под ногами случайно нашёл маленький желтовато-прозрачный камушек. Пни он его посильней, он, в лучшем случае, сверкнул бы несколько раз на солнце и навсегда бы исчез из истории. В худшем – просто скатился бы вниз по склону и занял бы своё место среди самых обыкновенных булыжников. И всё осталось бы на своих местах, даже Леонид Фирсанов. Но мальчик почему-то увлёкся камушком, наблюдая через него небо и облака. На его игрушку обратил внимание кто-то из взрослых. Внимательно рассмотрев через него солнце и, наверняка, попробовав на зуб, человек выяснил, что невзрачный камешек – это банальный и даже тривиальный алмаз. Это и был смертный приговор. И людям, и местности, и старому патриархальному укладу жизни.