Восхитил Французский бульвар, памятник Пушкину, бесстыдные платаны на Дерибасовской, курорт Аркадия и Чёрное, но все же зеленовато-синее, море. С набережной даже видно, как оно изгибается на горизонте. Солнце яркое, тёплое, ласкающее. Будто специально подвешенное сюда для того, чтобы играть в бокале красного вина, который я не преминул с удовольствием употребить. Посидел, пожевал губами и взял второй. И облака белые, будто игрушечные. Разбросаны по небосводу мелкими, крепкими кучками. Такое ощущение, что на необыкновенном синем лугу зацвели перевёрнутые одуванчики. В Питере такого даже летом не бывает. А памятник Дюку де Ришелье удивил размерами. Говорят, что это он в полный рост! Так он что, был не выше Наполеона? Или у меня столичная тяга к гигантизму?
Внизу шумел морской порт. Там я узнал, что моё судно прибывает завтра утром. Места телеграфом из Санкт-Петербурга мне забронированы, так что приключение начнётся с рассветом! (В театрах в таких случаях дают звуки грома или тревожный пассаж на бейном басе или тубе.) Волнуюсь больше, чем перед свиданием с вами, Лиза. Хотя ничего более головокружительного в моей жизни не было. Отправить следующее письмо удастся только в конечном пункте путешествия – Лоренцу-Маркише.
P.S. И если вы уделите десять минут вашего времени, то там меня будет ждать ваше письмо. Эдакий приятный сюрприз для измученного морской болезнью (хотя это не доказано) человека. С уважением и другими чувствами Леонид Фирсанов. Одесса. 22 октября 1899 года».
Октябрь-ноябрь 1899 года. Одесса – Лоренцу-Маркиш
Пограничная процедура для Леонида, как пассажира первого класса, прошла удивительно быстро. Ровно столько, сколько потребовалось улыбающемуся чиновнику сделать какие-то пометки в документах. Таможенник беглым взглядом окинул открытый саквояж и величественным кивком пропустил его дальше. Леонид по инерции торопливо выскочил из небольшого причального павильона, так до конце не поняв, что он уже за границей.
Чёрный корпус корабля с белой надписью «Kanzler» нависал над самым причалом и подавлял всё вокруг. Таких больших судов Фирсанов прежде никогда не видел. Он был огромен, и Лёне показалось, что он выше Исаакиевского собора, что само по себе для любого петербуржца было несусветной чушью. Пузатое тело корабля венчали прямолинейные белые надпалубные надстройки, а по корпусу везде, где хватало глаз, были рассыпаны иллюминаторы. «Мастерская Вулкана», – окрестил про себя это гигантское произведение индустриализма Леонид. Трап пружинисто качался под ногами и, кажется, гудел от накопленной за многие плавания энергии. Так ему это виделось. Или впечатлительному юноше всё показалось?
Каюта первого класса была уютна и блестела какой-то особой, сверхъестественной чистотой. Стены были отделаны панелями в белых рамах, обтянутых шёлком. На двери, ткань, естественно, пожалели, но и этого было достаточно для того, чтобы избавиться от впечатления, что тебя запечатали в стальной коробке, как муху в янтаре. Кровать с белыми спинками была слегка приподнята над полом, а за занавесочкой в нижней части можно было спрятать не то чтобы необходимый багаж, а маленького слонёнка вместе с погонщиком. Небольшой круглый стол с лампой под зелёным абажуром, шкаф и несколько мягких стульев. Правда, кровать и стол были прикручены к полу. Но для чего это, Леонид быстро сообразил. За лёгкой занавеской скрывался иллюминатор, но не маленький круглый, а большой четырёхугольный со скруглёнными краями. Его стеклянная створка была забрана в крупную свинцовую плетёную сетку, чтобы не разбиться при ударе волны или порыве ветра. Фирсанов тут же откинул её и высунулся по пояс. Увидел фрагмент палубы и лестницу на нижние горизонты. Но больше всего молодого человека восхитили набрасывающиеся латунные барашки для герметичного закрывания. Во время непогоды или шторма будет сухо. Оглянувшись и удостоверившись, что его никто не видит, он подпрыгнул и издал воинствующий клич. Началось!