Темнело в октябре уже рано. Погода стояла омерзительная: было влажно, воздух как тесто набух от воды, отказывался лететь и катиться по улицам и переулкам. Он прилипал к стенам домов и медленно сползал вниз. Меньшикова торопилась домой на набережную реки Пряжка. Она вошла в первые ворота арки. Чтобы не упасть, она взялась за металлический наличник и аккуратно переступила через порожек. Её шаги стали гулко отдаваться в арке, свет фонаря дрожал, и тени причудливо скользили по стенам. Дом и тепло рядом, надо сделать всего два шага, но сердце помимо её воли замирало в этой зыбкой темноте. Когда она взялась рукой за следующие ворота, сверху медленно, как усик винограда, раскрутилась тёмная фигура и перед ней возникли голубые глаза Леонида. В зубах он, как черкес кинжал, держал одинокую белую астру. Елизавета от неожиданности вскрикнула и выронила книги.

– Ай! Мамочка!

– Этот цветок вам, Лизетта! – широко улыбаясь, сказал раскачивающийся вниз головой Фирсанов.

– Как же вы меня напугали!

– Простите, я понимал, что банальное ожидание не привело бы к желаемому эффекту.

– Зато привело к падению конспектов моих лекций, и у меня чуть не выпрыгнуло сердце из груди!

– Весьма сожалею, но надеюсь, что это поправимо, – ответил Фирсанов, продолжая нелепо висеть вниз головой, качаясь и улыбаясь.

– Вы не сдержали своего слова! – За гневом Меньшикова пыталась спрятать свой страх.

– Какого?

– Вас не было десять дней. Я уже и не знала, что думать.

– Простите, но был рекрутирован родным отцом, работал писарем и делал выборку по одному важному земельному делу.

Наконец все конспекты и книги были собраны. На этот раз повезло – они попадали на сухое место. Только теперь Лиза разглядела, что Фирсанов висит зацепившись носками туфель за верхнею балку ворот. Держался он только за счёт мышц ног.

– И долго вы так собираетесь висеть?

– Сколь угодно долго.

– Я таким количеством времени не располагаю! – стала заводиться Елизавета. – Леонид, прекратите свои дурацкие фокусы! Вам не жалко ваших туфель?

– Туфли ерунда, – сгибаясь и хватаясь за балку руками, сказал Леонид. Теперь он раскручивался в обратном порядке, привычно и аккуратно опустил ноги. – Главное, чтобы пальцы не затекли, а то я упаду. Прямо в грязь. Лицом. И вы испугаетесь ещё больше.

Он встал на землю и взмахнул руками, будто падая. Лиза снова вздрогнула и вскрикнула.

– Всё хорошо! – заверил он её.

– Ничего хорошего! – разозлилась Лиза собственного испуга. – И как долго вы так собираетесь паясничать?

– Хотелось бы лет тридцать, а вот сколько даст Господь, я не знаю. Я пришёл за ответом, дорогая Елизавета Борисовна.

– Я уже вам недвусмысленно намекнула, – не остывшая от своего раздражения, резко ответила Меньшикова, – кто может завладеть моим сердцем и кому найдётся в нём место! Человек должен посвятить себя служению идеалам свободы и жертвовать своей судьбой, а не висеть, как гусеница, на воротах.

– А жертвовать обязательно?

– Конечно!

– А ведь жертва означает смерть.

– Только такой человек достоин моей руки и сердца! – не слыша замечания, декламировала девушка. – Только тогда он заслужит моё всемерное уважение.

– А кого вы будете уважать? Ведь никого уже не будет!

– Но будет краткий миг интеллектуального единства.

– А любовь?

– Что «любовь»?

– Заслужит ли он любовь?

– Он заслужит уважение, а это больше чем любовь.

– Понятно, – непонятно по какому поводу протянул Леонид. – Так ведь в пределах Российской империи нынче такого места не найдёшь. От Сахалина до Варшавы.

– Не там ищите, Леонид.

– А где же надо?

– На юге Африки. Там сейчас началась борьба за освобождение бедных буров от гнёта Британской Короны. Этой борьбе даже симпатизирует сам Император! – Девушка даже слегка понизила голос от трепетного восторга. – Вот с кого следует брать пример!