Татьяна Ивановна тоже пришла к отцу Стефану не как-нибудь, а с «подвигами». За год до этого ей попались в руки книги «Невидимая брань» Никодима Святогорца и «Письма о духовной жизни» епископа Феофана Затворника. Эти книги принесли ей существенную пользу, но по горячности нрава и неразумию девушка начала круто: пошла на подворье Пензенского монастыря в Кисловодске к монашенкам за четками. «Ну, конечно, они не дали. Я не растерялась, купила крупной фасоли, навязала себе из них четки с метр – и давай подвизаться. Вставала ночью, читала Страстные Евангелия, запостилась и т.д. Конечно, при первой беседе все подвиги пошли прахом, и фасолевые четки были отобраны. У меня было ощущение, что отец Стефан поставил меня на рельсы, надел на меня нужную, по моим размерам, рабочую одежду. <…> Главное, что мне сказал батюшка: «Вам подобает читать православных отцов, особенно преосвященного епископа Игнатия (Брянчанинова)». <…>

«На ночь нас разместили на полу в келии, и мы до четырех утра отдыхали. В четыре часа был подъем и полунощница. Меня все поражало, вызывало благоговение. После обедни мы выстояли все требы по чрезмерному усердию, потом нас напоили чаем, и мы сговорились с отцом Стефаном приходить к нему <…> Мы летели на крыльях! На горизонте расстилалась розовая от заката Кавказская цепь. Я ощущала такую легкость, такое чувство истинного обновления, что не чувствовала никакой усталости. <…> На прощанье отец Стефан оделил нас всех просфорками и благословил в случае духовной нужды прийти опять. С этих пор я начала, чаще одна, а то и в компании, паломничать на Бештау, а иногда бывало и такое счастье, что отец Стефан приезжал к кому-нибудь из нас. Мы сообщали друг другу и собирались на целый день вместе. Иногда он приходил в Пятигорск или Минеральные Воды, и мы ехали туда. Мы приезжали с целыми листами вопросов, мама жалела батюшку и говорила, что мы его замучили, но он был невозмутим»^>42.

Прихожане Кисловодска. 1920-1930-е ?

Вторая слева – монахиня Сергия (Татьяна Ивановна Клименко)

«Престольный праздник Успения Божией Матери в монастыре праздновался особенно торжественно. К этому дню из окрестных городов в обитель стекались паломники, пешком шедшие с крестными ходами. Паломники заранее предупреждали настоятеля о своем прибытии. Настоятель благословлял и встречал каждый крестный ход с поднятыми хоругвями, пением, колокольным звоном. Затем народ размещали и готовились к службе^>43. Отец Стефан при большом количестве богомольцев не отходил от аналоя и исповедовал с вечера до утра. К утру он был совсем прозрачный, здоровье у него было слабое. Хотя отец Стефан страдал язвой желудка, он строго соблюдал посты и вкушал вообще очень мало. <…> Перед Успением 1923 года донесся слух, что женатый двадцатишестилетний обновленческий «архиерей» собрался с крестным ходом на Бештау. Монахи были очень взволнованы и решили подготовиться к уходу в случае победы обновленцев. В это время в монастыре был настоятелем уже отец Дорофей, тоже староафонский. Он подошел к Даниилу Марковичу Кохно и сказал ему: «Помогите нам – мы не речисты!» И Даниил Маркович обещал, с помощью Божией, исполнить просимое. Все очень волновались. Подошел канун Успения. К настоятелю, авве Дорофею, пришли обновленческие посланцы с просьбой «принять их святость». Настоятель согласился и благословил звон. «И вот, мы увидели, как снизу в гору поднимался обновленческий крестный ход во главе со стриженым, бритым «архиереем». Из монастыря, в благоговейном молчании, неся с собою хоругви и иконы, шел навстречу наш православный крестный ход во главе с настоятелем, монахами и Даниилом Марковичем. Отца Стефана в толпе не было. Он стоял, прижавшись к монастырским воротам, у ног его был маленький чемоданчик». Все ближе, ближе сходились крестные ходы и, наконец, остановились, склонив хоругви. На стороне обновленцев было много дам, вплотную окруживших своего «архиерея». А с православной стороны – монахи и станичные казаки и казачки. Подойдя почти вплотную, обновленческий «архиерей» Александр Шубин упал на колени и с театральными жестами воскликнул: «О, святая обитель! Дай мне облобызать твои святыни!» В ответ на это Даниил Маркович, по благословению настоятеля, ответил ему: «Гражданин Шубин! Лобзанием ли предаешь Церковь Православную?!» – и, вынув обновленческий журнал, начал читать оттуда критику и насмешки над православием. Мы наблюдали, как со стороны обновленцев к монахам переходили пришедшие. Шубин, разъяренный, вскочил с колен со словами: «Ну, Кохно, это тебе даром не пройдет!» Увидев, что все симпатии богомольцев на стороне православных, повернул назад. За обновленческим «архиереем» пошло всего несколько дам, а остальные с пением псалмов, сияющие, вернулись в монастырь.