Между двухэтажными и трёхэтажными пустыми домами часто растут явно старые,

высокие деревья. Их густые, сочные кроны тёмно-зелёного цвета легко бросают тень на все постройки и нередко могут спасти от дождя. Это добротные клёны и разлапистые тополя, хвойной поросли мало. Совсем мало, три ёлки лишь нашёл куцых за всё время.

Трава выбивается из земли и из-под остатков асфальта всюду, дома заброшены почти все, а в жилых вечером лишь изредка горит свет. Выше трёх этажей и моложе полувека домов нет совсем. То же самое скажу о фонарных облупленных столбах и ещё более

немногочисленных, чуть мерцающих белых фонарях. Много руин.

Тротуары у рабочих дорог – отдельная тема для разговора. Асфальт вздыблен и совсем стар: корни огромных деревьев поработали с ним на славу. У дорог нередки заборы и старые гаражи. что всё это ржавое и дощатое, заросшее лозой и мхом до полной невидимости самих сооружений, говорить вовсе нет смысла. Как и о том, что люди попадаются совсем редко, и встреча с ними не очень приятна. Они тоже, в тон обстановке ободранные, какие-то серые, бедно одетые. Одежда чаще всего рабочая или спортивная, с лёгкими кепками, как у гопников на картинках.

Возраст у всех как бы средний или постарше, женщин практически не попадается. Ходят по одному, реже по двое, молчаливы и идут как будто готовы исчезнуть. И часто смотрю на них, отвернусь, а части людей нет. Как сквозь землю проваливаются.

Часто люди несут пакеты какие-то и бутылки. Явно с питиями и протухтами, ибо продуктами это не назвать.

В один из таких походов я пошёл узнать, где тут магазин или что-то ещё. Нашёл, один, с обшарпанной вывеской: магазин. В двухэтажной сталинке.

К слову, почти все дома в этом городе такие, или вовсе хибары подревнее. Работает

магазин лишь по выходным, два часа в день, и нынче был закрыт. Ещё бы, был закат, хотя тени от деревьев и заброшенность давали ощущение вечных сумерек. Шума не было на улице никакого, даже голоса редко звучали едва-едва.

Машин легковых в этом, так сказать, спальном районе на ходу не было лишь немного старых, заброшенных и по большей части разобранных на детали: корпуса и прочее. Грузовиков не было нигде совсем, но была как бы площадка с расписанием автобусов. И несколько человек зашло в красный микроавтобус, который через минут десять стронулся с места. Бесшумно, практически.

На площадке было освещение, а именно очень старый фонарь. Пыльный в хлам. И два

ларька, где водка, булки и какие-то конфеты, причём всё старое и пыльное, продавалось

без ограничений. Купил хлеба за 3 рубля, старого, но не заплесневелого. Чёрствый лучше, чем несвежий, решил я, и купил ещё всякой снеди. Выбор-то невелик! Откуда привозят товар, когда и на чём, я так и не понял. Автобус, как сказал косой в дым продавец, будет лишь завтра.

На этом я и проснулся. И написал для вас этот текст.

Кальмарчик солёненький на суше

Вслед за двумя английскими шхунами, чьи алые флаги зыбились на фоне неба, появился горделивый бразильский трехмачтовый парусник, белоснежный, немыслимо чистый, весь сверкающий. Я непроизвольно отвесил ему поклон, так мне был приятен весь его облик.

Ги де Мопассан. Орля.

Жизнь нельзя втиснуть ни в какие рамки, и людям следовало бы раз и навсегда отказаться от подобных попыток.

Драйзер Теодор. Финансист.

Маленький солнечный зайчик в игривой пляске осветил огромный, заросший седым лишайником корень старого мангрового дерева. Ветерок вообще редко тревожил солёные воды под темно-зелёной листвой, но сейчас вода у корня к удивлению спешивших прочь древесных муравьёв заволновалась, как при миниатюрном шторме, и маленькие волны ласково заколыхались около чего-то живого.