И только Эдуард с укоризной посмотрел на собравшихся и изрек:

– Да разве так пьют этот божественный напиток. Чтобы как следует прочувствовать весь нектар, его в Турции пьют маленькими глотками.

– А они там и пить-то не умеют, – уверенно произнес Тимоха, – ну кто же водку разбавляет. У нас на работе даже спирт не все разбавляют.

– Нашел чем хвалиться, – с укоризной посмотрев на Тимоху, произнес Пафнутий, – поэтому турки так и не нажираются, как наши.

– А ты, Пафнутий, наших не трогай, – обиделся за соплеменников Чубатый, – да наши кому угодно фору дадут.

– Мы уже и так дали, – воскликнул Тюлькин, – никто больше нас в мире не пьет.

– А потому и не пьют, что боятся, как бы не окочуриться, – со знанием дела заявил Палыч.

– Ишь, какой храбрый нашелся, – усмехнулся Тюлькин.

– А ты не смейся, – обиделся Палыч, – нам в войну эти самые сто грамм храбрости прибавляли, и жизни помогали сберечь.

– А не выпить ли нам по этому поводу еще по одной, – предложил Пафнутий.

Эдуард хотел разлить остатки Ракы по стаканам, но Чубатый остановил его и, достав из бокового кармана бутылку Столичной, предложил:

– Это пойло оставь на потом, а сейчас давайте выпьем нашенской.

Сидевшие за столом оживились и с благодарностью посмотрели на Ивана.

– Давай лучше нашенской, – раздались голоса.

Выпив Столичной, Палыч вытер рукавом рот и с блаженством произнес:

– Но это же совсем другое дело. Ишь, как она, родненькая, пожигает, прямо жить хочется.

– Да, про Турцию сегодня мы так и не услышим, – с сожалением произнес Бычаркин.

– На самом деле, давайте послушаем Эдуарда, – поддержал его Тюлькин и, обратившись к Эдуарду, – Эдуард, давай про Турцию.

– А можно я еще немного расскажу про полет, – спросил Эдуард.

– Валяй, только немного, – послышались голоса.

И Эдуард продолжил свой рассказ:

– Не успел самолет оторваться от земли, как некоторые пассажиры раскупорили спиртное и приступили к массовому братанию. Вскоре возгласы «Ты меня уважаешь», «Я тебя уважаю», «Ты мой брателла», «И за что я в тебя такой влюбленный» сменились раздражительными «Да пошел ты», «Ах, ты козел», «Ты на кого прешь, сучара». А потом началось выяснение отношений с применением силы. Представляете, на высоте десять тысяч метров то там, то тут возникают конфликты, перерастающие в потасовки. Слава богу, что их удалось вовремя остановить.

В общем, приземлились мы в Анталии поздно вечером, и первыми на борт самолета вошли полицейские. Они повязали наиболее агрессивных и вывели их из самолета.

– А куда они их повели, – спросил Палыч.

– Как куда, в полицейский участок, – ответил Эдуард, – сами понимаете, что отдых для них на этом и закончился.

– Жалко мужиков, – произнес Тимоха.

– Там не только мужики были, – сказал Эдуард, – одну бабу полицаи тоже забрали.

– Ну и дела, – воскликнул Бычаркин, – международный конфликт получается.

– Да какой международный конфликт, – возразил всезнающий Пафнутий, – некоторых наших земляков постоянно выгружают из самолетов и отправляют обратно.

– Скажешь тоже, выгружают, что они груз какой, что ли, – обиделся за земляков Чубатый.

– Многие из них лыка не вяжут и их, действительно, приходится выгружать, – ответил Пафнутий.

– Да, с нашего самолета двоих тоже пришлось выволакивать, – подтвердил Эдуард, – в общем, около часа мы не могли выйти из самолета. В свой отель я попал только в два часа ночи.

Эдуард хотел продолжить свой рассказ, но Тимоха его остановил:

– Мужики, не гоже оставлять своих земляков в беде. Уж если мы им помочь сейчас не можем, то давайте, хотя бы, выпьем за них.

Собравшиеся дружно поддержали Тимохино предложение и так же дружно опорожнили наполовину налитые стаканы.