Когда мне было тринадцать, в моей жизни произошло событие, навсегда переменившее ход моих тренировок как мастера единоборств. Все началось с того, что как-то раз, проходя по улице, я встретил своего лучшего друга Цзянцина. На лице у него был огромный синяк.

– Что случилось? – удивился я.

– Чжан Гун побил, – ответил мой друг.

– За что?

– Вчера я надел солдатскую кепку, мне ее подарил дядя, а Чжан Гун отнял ее у меня. Я просил вернуть, а он набросился на меня со своими дружками.

Солдатские кепки были в моде у подростков того времени и очень ценились. Пока мой друг рассказывал о своем несчастье, на его глазах выступили слезы, и я пришел в ярость.

– Где это произошло?

– На том углу, где они все время ошиваются.

Исполненный гнева и решимости сразиться с Чжан Гуном, я отправился в указанное место, где и застал негодяя в компании приятелей. Каждый из них был на три года старше меня и по меньшей мере на голову выше. Но меня это не остановило, и я шагнул прямо в круг мальчишек.

– Вчера ты отнял у Цзянцина кепку, отдавай обратно! – выпалил я.

– А то что будет? – ухмыльнулся самый здоровенный хулиган и подмигнул дружкам.

Тут мой инстинкт единоборца взял верх. Без предупреждения я нанес хулигану в грудь сокрушительный удар, и тот отлетел назад. Остальные члены шайки на мгновение остолбенели, но потом сразу же набросились на меня. Я двигался с быстротой молнии и сбил одного из них с ног. Другой выхватил нож и ранил меня в поясницу. Жестоким ударом я раздробил ему ребра и врезал по лицу так, что он без чувств рухнул на землю. Тогда меня атаковал Чжан Гун, но я перехватил его кулак и сломал ему руку, после чего продолжал беспощадно избивать его, уже беспомощно лежавшего на земле. Бой длился всего несколько секунд. Все хулиганы были либо покалечены, либо без сознания.

Когда все закончилось, я поспешил покинуть место происшествия и спрятался в другой части нашего квартала. Но стоило мне перевести дух, как меня охватил страх. Что, если я убил Чжан Гуна? Недолгая радость победы сменилась тревогой, которая не оставляла меня до конца дня.

Вечером в нашу дверь постучали родители Чжан Гуна. Мать хулигана, мертвенно-бледная, говорила, что ее сын прикован к больничной койке, и грозилась засадить меня в тюрьму. Моя мама плакала, а отец отругал меня и потребовал, чтобы я извинился перед избитым.

На следующий день мы с мамой навестили Чжан Гуна в больнице. Мы принесли ему сушеные сливы и яблоки. Лицо хулигана было изуродовано до неузнаваемости, рука закована в гипс. Страдая от боли, он был на редкость покладист и уже мало походил на высокомерного задиру, а скорее на трусливого слабого мальчика. К своему удивлению, я почувствовал к нему искреннюю симпатию и от всей души извинился.

Вечером того же дня сифу Тань встретил меня холодным неприветливым взглядом. Мама уже побывала у него.

– Ты утратил контроль над эмоциями, – строго сказал он.

– Простите меня.

– Я очень тобой недоволен.

Я мог стерпеть мамино порицание, но упрек со стороны учителя был невыносим.

– Сегодняшний урок пройдет на стиральной доске.

Сифу Тань взял стиральную доску, прислонил к стене под углом в сорок пять градусов и велел встать на нее коленями. Уже через пять минут колени разболелись, а мне в наказание предстояло просидеть на доске лицом к стене два часа.

Спустя некоторое время учитель провел со мной необыкновенно серьезный, откровенный разговор:

– Цзихуэй, сейчас ты стоишь на перепутье и должен выбрать только одну дорогу. Ты можешь продолжать упражняться в боевых искусствах и выступать на соревнованиях, чтобы снискать славу. В конце пути ты будешь признанным бойцом, и когда-нибудь у тебя появится возможность открыть собственную школу единоборств. На другой же тропе тебя ждет иная доля. Я могу обучить тебя искусству врачевания. Чтобы стать