Работать с Михаилом Семеновичем было очень тяжело. Он любил порядок, был очень требовательный к себе и, соответственно, к нам. Конечно, в интересах больного. Возникала парадоксальная ситуация: если он видел, что из человека выйдет толк, что с ним можно будет дальше работать, то получал «сигаловской требовательности» по полной программе. Если было очевидно, что специалиста из него не получится, то он на него даже голоса не повышал. Иногда мы обижались, спрашивали, почему одним ничего не говорят, с других высокий спрос? Он отвечал: «А смысл?»

А в домашней обстановке Михаил Семенович был совершенно другим – милейшим человеком, очень неприхотливым и гостеприимным. Хотя свободного времени у него практически не было, утром – лекции, днем – операции, вечером – чередой шли диссертанты, он находил время читать, и был очень эрудированным человеком. Когда я учился в 10 классе, перед экзаменом он занимался со мной химией, мы решали задачи, и меня очень удивляло, что он, взрослый человек, давно закончивший школу, помнит эти формулы – и по органической химии, и по неорганической. Также огромен был и диапазон его научных изысканий, начиная с теперешней маммологии и заканчивая только начинавшей тогда развиваться эндоскопией.

Рафкат Тазиев, заслуженный врач РТ, заслуженный деятель науки РТ, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств, профессор кафедры онкологии и хирургии КГМА, д.м.н.:

– Михаил Семенович Сигал был бесконечно предан хирургии. Он невероятно много оперировал, задерживался в клинике допоздна. А если его больной оказывался неоперабельным, то мог отнять операцию у других хирургов. Он продолжал оперировать даже после того, как получил инфаркт, и у него развилась аритмия. Я пытался его убедить уменьшить нагрузки, поберечь себя. Убеждал, что, сделав операцию, он спасет одного больного, а написав книгу – сотни и тысячи. Но его это не убеждало. Когда он брал в руки скальпель, его собственные болезни исчезали.

Я проработал с Михаилом Семеновичем 21 год, наверное, больше, чем кто-либо другой. Говорят, что с ним было тяжело работать, что он мог и по столу кулаком стукнуть, и выволочку устроить. Но надо понимать ситуацию, в которой сложился такой стиль руководства. Онкологический диспансер был только создан, квалифицированных специалистов не хватало, были ошибки и банальная халатность. А ведь все это сказывалось на больных, чего Михаил Семенович допустить не мог. Но он всегда находил способ потом разрядить обстановку, восстановить отношения. И в этом я понимаю его лучше других, потому что после смерти Михаила Семеновича мне довелось возглавлять кафедру в течение 13 лет.

Его стиль руководства в мое время уже не проходил, возникали обиды и напряженность. Да и ситуация изменилась —

коллектив уже не состоял из неопытной молодежи, все с учеными званиями и даже именами в науке. Я нашел свой стиль, дал людям возможность проявить инициативу и раскрыть потенциал, заложенный в них еще Михаилом Семеновичем. Появились целые новые направления, такие как эндоскопия. По многим операциям мы занимаем лидирующее положение в России, к нам присылают больных даже из Москвы. Это операции по поводу рака панкреатодуоденальной зоны, удаления пищевода и пластики пищевода, удаления легкого с бифуркацией трахеи и соединение остатка трахеи с бронхом и многие другие. Сейчас у нас – 16 докторов наук, более 70 кандидатов наук, которые подготовлены, в основном, этими же докторами наук.