Учился я в очень скверной школе. Меня потом Сморгунова Лена утешила – сказала (на улице Мархлевского школа): «Да это же школа, где учился Якобсон!» Ну, когда я учился, там никакого Якобсона давно не было, это была страшно обшарпанная, засаленная, со сломанными партами, с очень чиновными преподавателями школа. Кроме формалистов, меня никто не радовал, я как в аду вспоминаю это время. И вдруг я поступил в Мосгорпединститут. О-о! какая это была радость. Из ада попал прямо в рай. Целыми днями только математика там, в школе, была. Очень скверная, бином Ньютона на меня напал. А вдруг пришли… это был институт хотя как будто периферийный, поскольку он городской, а не всесоюзный, но там были замечательные педагоги (не буду их перечислять, чтобы от Виноградова не уходить).

Ну, я вам рассказывал уже, как меня школил Абрам Борисович Шапиро, как он мне велел писать реферат по книге Виноградова «Современный русский язык». Надо сказать, что тогда я Виноградова эту книгу не оценил, потому что волевой Абрам Борисович Шапиро на мои слова, что «я не буду по грамматике читать, я фонетист», он ответил: «Именно поэтому вы будете делать реферат по книге Виноградова». Обиделся, сделал реферат, но легче мне от этого не стало, я не понял тогда величие Виноградова. А дальше я в аспирантуре и после аспирантуры читал многие книги Виноградова, восхищался его книгами, которые он написал в ссылке (это «Язык Пушкина» и «Стиль Пушкина» – «Язык Пушкина» в два пальца, а «Стиль Пушкина» в три пальца толщиной). Потом мне рассказывали, что… Его жена Надежда Матвеевна ведь?

З.: Да.

П.:…Что Надежда Матвеевна в ссылку… Он во Владимире был в ссылке?

З.: Не-ет, нет. Он в Тобольске был.

П.: Вот. Нет… значит, потом… Более близкая была…

Т.: Он был и близко, да.

П.:…ссылка еще, она в несколько этажей была. Она [Надежда Матвеевна] чемоданами возила ему книги.

Т.: Да.

П.: И такая эрудиция изумительная в этих книгах! Не только что много книг, но мастерское использование для своей концепции – новая концепция языка Пушкина, новая концепция стиля Пушкина. Вот в аспирантуре-то я и понял, что Виноградов – это гигант.

Сижу я в своем Мосгорпеде на солнышке… Два слова позвольте об Иване Афанасьевиче Василенко, чтобы он вошел в историю, это заведующий кафедрой. Полон к нему глубочайшей благодарности. Он, может быть, и не оставил эпохальных работ, но вообще был дельный синтаксист. Аспиранты от него терпели – но не я, – терпели, потому что он очень любил наставления читать аспирантам, как вести себя со студентами; как вести себя, создавая всякие научные работы, но вообще это был настоящий папа и аспирантов, и студентов. Написал я работу (это все отступление) о понятии слова. Там такую высказал… явно не очевидное, что слово есть производная единица из морфем. Стал на кафедре читать – ну ни одного голоса за эту работу. Главное, все меня упрекали, что я высказываю мысли, которые в русской науке не существуют, что это не поддерживание великой русской традиции. Вся кафедра на меня ополчилась. В конце концов Иван Афанасьевич улыбнулся своей ангельской улыбкой – говорит: «Ну, мнение как будто общее – будем печатать» (смеются). Все – если бы они стояли, то остолбенели, но так как все сидели, то просто замолчали от удивления, и многие раскрыли рот.

З.: Я считаю, что это одна из лучших ваших работ, Михаил Викторович, прекрасная работа.

П.: Спасибо, Леночка, спасибо, милая.

З.: Я ее всегда цитирую и ссылаюсь, где только могу.

П.: А я ее тоже люблю, потому что я претерпел всякие муки, когда… я думаю: «Ну, не напечатают, провал полный», – и вдруг Иван Афанасьевич: «Ну, мнение общее, будем печатать»