– В объятиях Морфея! – с отвращением передразнил Хольман, едва медсестра удалилась. – Наш Крокодил – ходячий кладезь банальностей. Сегодня-то она нас еще считай что пощадила. Ну почему, стоит тебе оказаться в больнице, эти церберы здравоохранения начинают обходиться с тобой с этаким ангельским терпением, словно с несмышленым дитятей или слабоумным?

– Это их отместка за свою работу, – с досадой пояснила Лилиан. – Отними у медсестер и официантов возможность вымещать зло на клиентах – они просто умрут от комплекса неполноценности.

Они уже стояли возле лифта.

– А вы куда направитесь? – спросила Лилиан у Клерфэ.

– В Палас-бар.

– Меня не захватите?

Он замешкался лишь на секунду. Навидался он этих экстравагантных русских дамочек. И наполовину русских тоже. Но тут ему вспомнился сегодняшний случай с санями и высокомерный, неприязненный взгляд Волкова.

– Почему бы и нет? – отозвался он.

Она улыбнулась смущенной, беспомощной улыбкой.

– Ну разве это не унизительно? Клянчить крохи свободы, словно отпетый пьяница, умоляющий бармена о последней выпивке? Разве это не позор?

Клерфэ покачал головой:

– Я сам клянчил, и не раз.

Она впервые посмотрела на него во все глаза.

– Вы? – переспросила она. – Но вы-то почему?

– Причина всегда найдется. Не только у человека, даже у камня. Где мне вас забрать? Или сразу пойдете?

– Нет. Вам надо выйти через главный вход. Крокодил уже там караулит. Вы спуститесь по первой дорожке, на площадке возьмите сани и подъезжайте к служебному входу, обогнув корпус справа. А я там выйду.

– Хорошо.

Лилиан вошла в лифт.

– Ты не в обиде, что я с вами не еду? – спросил Хольман.

– Да ничуть. Я ведь не завтра уезжаю.

Хольман смотрел на него испытующе.

– А Лилиан? Может, ты хотел побыть один?

– Вот уж нет. Какая радость оставаться одному?

Через опустевший вестибюль он шел к выходу. Там, над дверью, тускло мерцала одна-единственная слабенькая лампочка. В широкие окна заглядывала луна, выстелив пол залы золотистыми ромбами. В дверях и вправду стояла Крокодил.

– Спокойной ночи, – пожелал Клерфэ.

– Good night3 – откликнулась та. Он так и не понял, с какой стати она вздумала попрощаться с ним по-английски.

Петляя серпантином аллеи, он спустился вниз, покуда не дошел до саней.

– Верх поднять можете? – спросил он у кучера.

– В такую темень? Вроде совсем не холодно.

Клерфэ не хотел везти Лилиан в открытых санях, но не объяснять же это кучеру?

– Вам, может, не холодно, а я мерзну. Из Африки приехал, – буркнул он. – Так вы верх поднимете или как?

– Из Африки – это другое дело. – Кучер не торопясь слез с облучка и растянул над санями гармошку кабинки. – Так пойдет?

– Вполне. К санаторию «Белла Виста», к служебному входу, – распорядился он.

Лилиан Дюнкерк уже ждала, небрежно накинув на плечи легкий жакет из каракульчи. Впрочем, выйди она вообще в одном вечернем платье, Клерфэ и тут бы не удивился.

– Все удалось в лучшем виде, – прошептала она. – У меня ключ Йозефа. В награду он получит бутылку вишневки.

Клерфэ усадил ее в сани.

– А машина ваша где? – поинтересовалась она.

– Отдал помыть.

Когда сани, развернувшись, проезжали мимо главного входа, она откинулась назад, прячась в кабинке.

– Это вы из-за Хольмана сегодня на машине не приехали? – спросила она немного погодя.

Он глянул на нее мельком.

– Из-за Хольмана? С какой стати?

– Чтобы он ее не видел. Чтобы его поберечь.

А ведь она угадала. Клерфэ заметил: что-то уж больно Хольман возбуждается от одного вида «Джузеппе».

– Нет, – ответил он. – Просто машину давно пора помыть.

Он достал из кармана пачку сигарет.

– Дайте и мне одну, – попросила Лилиан.