– Двойную?

– Двойную.

– Тогда и я за компанию, – крякнул хозяин. – Выпивон – штука заразительная.

– Даже у шинкарей?

– Я только наполовину шинкарь, а еще наполовину художник. Так, малюю кое-что на досуге. Постоялец один меня научил.

– Что ж, – сказал Клерфэ. – Тогда выпьем за искусство. Это одна из очень немногих вещей, за которые сегодня можно пить со спокойной совестью. Пейзажи не стреляют. Будем!


Он побрел в гараж, взглянуть, как там «Джузеппе». В сумрачных недрах ангара машина пряталась в самой глубине, уткнувшись радиатором в стену.

На входе Клерфэ остановился. В полутьме он разглядел за рулем чей-то силуэт.

– У вас что, подмастерья в автогонщиков играют? – спросил он у подошедшего хозяина.

– Так это не подмастерье. Это друг ваш. Он так сказал.

Приглядевшись получше, Клерфэ узнал Хольмана.

– Неужто соврал? – забеспокоился хозяин.

– Нет-нет, все так. И давно он здесь?

– Недавно. Минут пять.

– В первый раз пришел?

– Нет, с утра уже заходил, но ненадолго совсем.

Хольман их не видел – он сидел к ним спиной, прильнув к «баранке». С первого взгляда было ясно: он мчится по трассе в воображаемой гонке. Только сыто пощелкивал рычаг скоростей. Клерфэ подумал, помолчал, потом поманил за собой хозяина и вышел за ворота.

– Не говорите ему, что я его здесь видел, – сказал он.

Тот безучастно кивнул.

– Пусть делает с машиной что хочет. Вот, – Клерфэ вынул из кармана ключи от машины. – Дадите ему, если спросит. А если не спросит, оставьте их в замке зажигания, когда он уйдет. Пусть торчат до следующего раза. Мотор, разумеется, не запускайте. Вы меня поняли?

– Позволить ему делать что хочет? И с ключами тоже?

– Не только с ключами. С машиной, – бросил Клерфэ.


Хольмана он встретил в санатории уже за обедом. Вид у того был неважный.

– Фён, – поморщился друг. – В такую погоду всем тут неможется. Засыпаешь с трудом, спишь плохо, и сны дурацкие. А ты как?

– Обычное похмелье. Перебрал вчера.

– С Лилиан?

– Нет. После. Здесь, на высоте, пьется легко – зато наутро…

Клерфэ обвел глазами ресторанный зал. Народу немного. Латиноамериканцы в своем углу. Лилиан не видно.

– В такую погоду большинство в постели остаются, – пояснил Хольман.

– Ты уже гулял сегодня?

– Нет. Про Феррера что-нибудь слышно?

– Умер.

Они помолчали. Что тут еще скажешь?

– После обеда что собираешься делать? – спросил наконец Хольман.

– Посплю. Потом пройдусь. Обо мне не беспокойся. Я только рад побыть там, где кроме «Джузеппе» других машин почти нету.

Дверь распахнулась. В ресторан заглянул Борис Волков, завидев Хольмана, кивнул. Клерфэ он проигнорировал. И заходить не стал, тотчас прикрыв за собой дверь.

– Опять Лилиан ищет, – пояснил Хольман. – Одному богу известно, где она пропадает. Впрочем, может, и у себя в комнате.

Клерфэ встал.

– Пойду спать. Ты прав, от здешнего воздуха устаешь. Сегодня вечером спустишься? В смысле – сюда, поужинать?

– Конечно. У меня и температуры сегодня нет, а вчерашнюю я в температурный листок вносить не стал. Медсестра настолько мне доверяет, что позволила самому записывать температуру. Чувствуешь, на каком я счету? Знал бы ты, как я этот градусник ненавижу!

– Значит, в восемь?

– Нет, в семь. Слушай, может, еще где-то поужинаем? Тут тебе, наверно, скучно?

– Не валяй дурака. Не так уж много у меня в жизни было случаев насладиться кондовой, добротной довоенной скукой. Это в наши дни самое редкое, самое заманчивое из приключений, доступное в Европе одним швейцарцам, а больше никому, даже шведам: пока весь мир спасением человечества занимался, у них, оказывается, национальная валюта обвалилась ко всем чертям. Тебе из деревни никакой контрабанды не захватить?