– Склевали? – охнула я, представив, как прожорливые птицы напали на беззащитных гусениц.

– А? Не-е-е… не успели. Он же их и прогнал, но могли, – ещё один гневный взгляд в сторону притаившегося сорванца, а потом тяжкий вздох. – Только не тот сейчас шелкопряд, ох, не тот. Нить короткая. Раньше-то бывало… а сейчас.

Старушка затуманившимся взглядом смотрела куда-то поверх крыш и верхушек деревьев. Должно быть, погрузилась в прошлое, не желая печалиться о настоящем. Задумалась и я о том, что коконы шелкопряда – это натуральные протеины и неплохо бы их каким-то образом добавить в состав нашей косметики. «Мне срочно нужна Прасковья!» – решила я, но прежде чем тревожить подругу, надо  прояснить вопросы с поставкой материала.

– Уважаемая битай Суфия, я вряд ли смогу покупать у вас коконы, по весу ровняя с золотом, но если у меня получится задуманное, то ваши шелкопряды не останутся без работы. В какую цену продадите мне для начала три пригоршни коконов?

– Если для дела, то так бери. Сейчас в мешочек насыплю, – кряхтя поднялась с лавки старушка. – Расплатишься, когда из шёлка моего пользу получишь. Люди о тебе, молодая госпожа, хорошо говорят. Потому и я тебе верю.

Прасковья сначала мою идею приняла с сомнением. Да и не до экспериментов пока ей было – третьи роды дались подруге нелегко.

– Давай не сейчас? – устало попросила она меня, пеленая маленького Марка, названного в честь французского деда. – Пока я могу думать только о кормлении, купании и о том, как бы самой выспаться.

– Так я тебя и не тороплю, – улыбнулась я пускающему пузыри малышу. – Одного понять не могу – тебе Константин Васильевич нагнал полный дом нянек и горничных, а ты всё сама норовишь сделать.

– Не всё, – упрямо качнула головой Прасковья. – За Машенькой и Васильком больше няньки смотрят, а маленькому ещё моё тепло необходимо. Это такое время, подружка… Даже не знаю, как сказать правильно. Вот он уже не во мне, но ещё часть меня. И я понимаю, как нужна ему сейчас. Пока-то к новым условиям жизненным приспособится.

– Не помню, чтобы ты раньше такое говорила, – задумалась я, вспоминая прошлые роды подруги.

– Да так же было. Может, не говорила об этом, но тоже полтора-два месяца с рук не могла отпустить деточку, – улыбка женщины при этих словах была такой светлой и благостной, что куда там мадоннам, написанным художниками моего мира. Главное, чувство это не было придумано или как-то там приукрашено. Реальная материнская любовь к реальным детям. К детям, которые не всегда дают выспаться, капризничают, шалят, ссорятся между собой. Но когда Прасковья о них думает, её лицо озаряет вот такая улыбка.   

«Надеюсь, когда Триединый одарит меня возможностью стать матерью, я буду любить своих детей не меньше», – подумала я тогда, сменила тему разговора и убрала мешочек с коконами шелкопряда назад в сумку.

Но через три месяца подруга, уставшая от пелёнок, сбежала в лабораторию. Ещё через месяц мне был вручен горшочек с пастообразной субстанцией и наказом испытать средство при первом же мытье головы.

– В кремы шёлк добавить пока не получается, а вот маска для волос получилась чудесная. Ты не бойся, мы её уже и на себе, и на работницах испытали – никто не облысел. Глафиру Александровну тоже порадуй, знаю, что ей понравится.

Понравилась маска не только нам, но и клиенткам. В журнале мадам Полли читательницы писали такие восхищённые отзывы, что мы с Прасковьей задумались о расширении производства. Уважаемая битай Суфия только руки вскидывала:

– О Алла́! Да куда же вам столько, государыни? – но при этом тут же гнала внука на тутовник, рвать листья для прожорливых гусениц.