Напряжение боя спало. Иван Филатов огляделся вокруг. Рядом с ним обустраивался Сергей Бондаренко. Ивану пришёлся по душе этот живой, словоохотливый солдат. В отряд он попал, можно сказать, добровольцем.

Дело обстояло так. Полковник Зыгин приказал задерживать и проверять всех военных, идущих с беженцами, отбирать наиболее подготовленных, для пополнения. Надо заметить, что перло военного люда не мало. Причём не только пешком, но и на грузовиках.

Злые, измождённые и растерянные. Они односложно отвечали, что их части разбиты, сами они чудом вырвались из лап фашистов. Из кузова одного такого автомобиля и спрыгнул Бондаренко. В руках сжимал немецкий автомат. На поясе висели несколько подсумков с запасными магазинами. Оглядев остановивших машину бойцов, он подошёл к командиру подвижного отряда и задал вопрос:

– Товарищ капитан, разрешите обратиться, рядовой Бондаренко?

– Обращайтесь, – кивнул командир.

– Я от границы пячусь, много повидал. От части остался скорее всего один. Остальные полегли. Большинство там на границе. Разрешите влиться в ваше подразделение? Вижу, вы основательно готовитесь встретить фрицев, а у меня руки чешутся, за ребят, друзей и сослуживцев поквитаться.

Капитан внимательно осмотрел бойца. Гимнастёрка и галифе грязные, лицо посерело от пыли, а глаза… В глазах горела какая-то нечеловеческая решимость. Видно было, что этот человек натерпелся и ожесточился. Такой будет драться до конца. Опытные бойцы, понюхавшие пороха ой как нужны были и внутренне обрадовавшись, командир, нахмурив брови, ответил.

– Хорошо, посмотрим, чего вы стоите в бою, – и, повернувшись в сторону своих бойцов, распорядился, – старшина, определите новенького и зачислите на довольствие.

Подошедший старшина, глянув на солдата, сокрушённо покачал головой и бросил:

– Следуй за мной, – увёл Бондаренко…

Так и увиделись в первый раз, а позже подружились. Вот и сейчас, заметив товарища, пользуясь затишьем, захотелось поговорить.

– Сергей, – позвал Филатов.

– Т-с-с!!! – приложил палец к губам Бондаренко и кивнул на нейтральную полосу.

Иван проследил за взглядом друга и его глаза потеплели. Среди выгоревшей травы сидел заяц и беспечно чесал задней лапой линяющий бок. Немцы, по какой-то причине, то же прекратили стрельбу. И каждый боец благодарил судьбу, за то, что подарила эти мгновения тишины на крошечном участке фронта…

А ушастый комочек, отдохнув, неспешно поскакал по своим заячьим делам. Ни у кого не поднялась рука причинить ему вред. Осознав увиденное, Иван перешёл к Сергею и, по привычке наблюдая за противником, поделился:

– Вот гляжу я в ту сторону и мысли приходят, наверняка есть что-то человеческое и у немцев…

– Нет у них ничего за душой, – перебил Бондаренко, – нет и быть не может. Поверь на слово, я насмотрелся и уверовал, что людей в общечеловеческом понятии среди них практически нет.

– Скажешь тоже, – недоверчиво покосился Иван, – они же цивилизованные, одним словом, Европа. Эвон прут как. От Бреста до Полоцка за неделю доскакали… Да какая неделя… Первый бой у нас здесь двадцать седьмого июня произошёл.

– А не брешешь?

– Ей-богу, – перекрестился Иван, – залётные какие-то. Накрыли мы их артиллерией, даже пленных взяли.

– Иди ты!!!

– Да любого спроси. Меня вот и удивляет, что бить то его можно, немца-то. Только непонятно. Почему там, на границе не побили?

– А чем бить? – сжал кулаки Сергей, – голыми руками? Я тебе расскажу, а ты сам решай, что и как. Службу я проходил в батальоне связи семнадцатой стрелковой дивизии здесь, под Полоцком. Часто приходилось обеспечивать связь в штабе соединения. Так что не удивляйся, волей не волей пришлось много слышать, а память у меня не плохая. Так вот, в средине июня, согласно приказа из армии, предстояло передислоцироваться в летние лагеря у самой границы под Лидой. Хорошо помню, как комдив растерянно делился своими мыслями с начальником штаба: «Я выполню приказ, выведу части дивизии в летние лагеря, но в случае чего, чем воевать прикажите, подушками?»