С мамой, Аликом и Майей мы снова поселились у Суламифи Михайловны в Щепкинском проезде за Большим театром. Теперь в двух ее комнатах мы жили уже не вшестером, как до эвакуации, а впятером. Так случилось, что в Свердловске Борис Кузнецов встретил другую женщину и к Мите не вернулся.

Всего в нашей коммуналке, напоминавшей воронью слободку, было двадцать семь человек – певцы, музыканты, балетные и семья Челноковых, которая к театру не имела никакого отношения. Как им удалось получить комнату в квартире, где обитали одни служители Мельпомены, одному Богу известно.

Старший Челноков был летчиком, младший, Сережка, готовился к поступлению в МАИ. Он-то и увлек меня авиамоделированием. Я даже поступил в кружок при Доме пионеров, где самозабвенно мастерил макеты всевозможных летательных аппаратов. Нетрудно догадаться, что кумиром моим в то время был выдающийся конструктор Александр Сергеевич Яковлев, мемуары которого стали моей настольной книгой. С каким же упоением я читал о том, как юный Саша Яковлев свою первую летающую модель начал строить еще школьником!

Александр Сергеевич дружил с дирижером Большого театра Юрием Федоровичем Файером, который жил напротив нас в отдельной квартире. Я с благоговением смотрел на Яковлева, когда время от времени встречал его на лестничной площадке. Юрий Федорович, зная о моем увлечении, пообещал меня с ним познакомить. И вот в один из приездов Александра Сергеевича Файер пригласил меня к себе. Представившись Яковлеву, я тут же поведал ему, что увлечен авиамоделизмом, хожу в специальный кружок, конструирую модели самолетов и что его книгу перечитывал бессчетное количество раз. Растроганный Александр Сергеевич пообещал в следующий раз привезти мне подарок.

Как-то он приехал очень поздно – на его заводе в сталинские времена заканчивали работать за полночь – и позвонил к нам. Меня разбудила Майя со словами: “Там тебе что-то принес Александр Сергеевич Яковлев!” Сон прошел моментально! Я вскочил с кровати и помчался к Файеру за подарком. Это был изготовленный специально для меня бензиновый моторчик к авиамодели! Разумеется, я тут же захотел его испробовать. Залил бензин, прикрутил моторчик к столу, завел… И чуть не оглох от дикого воя, который вдруг огласил нашу комнату! И это в полночь! Перепуганные домочадцы накинулись на меня: “Немедленно выключи! Всех перебудишь!”

Потом для этого моторчика я изготовил кордовую модель, которую запускал во дворе. При встрече всякий раз благодарил Яковлева за подарок, а он, искренне недоумевая, спрашивал:

– Зачем тебе этот балет? Это же несерьезно! Займись конструированием!

Он даже готов был в будущем посодействовать мне при поступлении в авиационный институт, но говорить об этом было слишком рано. А мой ровесник Сережа Яковлев, сын Александра Сергеевича, пошел по стопам отца и стал очень известным авиаконструктором. В то время у него даже была своя лаборатория, чему я страшно завидовал.

Еще одну комнату в нашей вороньей слободке занимал знаменитый танцовщик и хореограф Петр Андреевич Гусев, который в 1956 году организовал в Китае первое хореографическое училище и считался основателем китайского балета. Когда мы с мальчишками со страшным топотом носились по длинному коридору коммуналки, Петр Андреевич подкарауливал нас перед закрытой дверью своей комнаты, резко распахивал ее, хватал за шкирку одного из нас и шлепал по заднице. Он любил поспать днем перед спектаклем или после репетиции, однако наша беготня мало способствовала тихому отдыху. После очередного наказания мы с двоюродным братом Наумом задумали план отмщения. На дверь комнаты Гусева приклеили бумажку с надписью “Петрушка – пердушка” и затаились в засаде, ожидая появления Петра Андреевича. Но вместо того, чтобы рассердиться, покраснеть от гнева и затопать от злости ногами, Гусев при виде нашей анонимки расхохотался, испортив нам на корню все удовольствие от мести. Позже, когда я уже поступил в хореографическое училище, где в это время директорствовал Петр Андреевич, я на каждом экзамене боялся, как бы он не припомнил мне детских проделок.