Раньше Пётр Пантелеевич начал бы терпеливо растолковывать, что, нарушив приказ, Кампесино сорвал тактический план командования, что его локальная удача не решала дела, Но на этот раз смолчал, махнул рукой и отвернулся. Горбатого могила исправит. Лекция о предмостном укреплении была последней. Война шла к трагической развязке. Франкистские войска подходили к Барселоне.

Какой фильм можно было бы сделать из истории Валентина Гонсалеса – Кампесино, эстремадурского шахтёра, ставшего генералом испанской республиканской и советской армии! Только вот как отделить белое от чёрного, чёрное от красного, своих от чужих, в конечном счёте, добро – от зла?!

“Conoscere per deliberare” – «знать, чтобы решать», дорогой Марко Паннелла, под силу такому, как ты: на манер вождя индейского племени, приложил ухо к земле – и слышишь конский топот, знаешь, что будет и что надо делать.

Или Оруэллу. Тот приехал в Каталонию, чтобы «убить хоть одного фашиста» («каждый пусть убьёт по одному, и их не будет»), но уже в 1936 году понял, что Сталин, одновременно с расправой над старыми большевиками в Москве, насаждает террор в Испании; испанские товарищи перестреляли в Барселоне и Мадриде тысячи анархистов (их лидер Нин был похищен и умер под пытками), либералов, республиканцев, социалистов; советские органы истребляли своих – военачальников, послов, торгпредов, журналистов…

Оруэллу убить фашиста не удалось, зато франкистская пуля прострелила ему горло. Приехав летом 1937 года после госпиталя в Барселону, он застал обыски, аресты, расстрелы без суда и следствия по обвинению в троцкизме, шпионаже, вредительстве, саботаже, недосчитался многих таких, как он, приехавших со всего мира сражаться с Франко. Он не столько испугался, сколько ужаснулся. «1984» – книга пронзительная, провидческая.

Всё это подспудно жило вокруг меня, доходило в виде обрывков разговоров, намёков. Мария Лус рассказывала, как во всей округе рушили церкви, истребляли священников, громили монастыри, грабили имения, убивали богатых и знатных, – убивали, убивали, убивали, чтобы в Испании всё было готово к приходу Советов. Тому были конкретные свидетельства, куда ни глянь.

С франкистской стороны присылали – полюбуйтесь! – ящик с изрубленным на куски телом нашего лётчика, в их газетах печатали фотографии храбрецов с отрубленной головой врага в руке. А у нас подозрительно часто погибали лучшие, такие, как венгр Матэ Залка – генерал Лукач. Закрадывалось подозрение, что во время атаки кто-то стреляет в спину своим…

Все эти «знания» не умещались в голове. До поры до времени сумбурно роились или дремали и всплыли, оформились, осевшие в подсознании, только много лет спустя.

Начало 1939 года. Исход. По шоссе, в сторону французской границы движется нескончаемая скорбная вереница измученных женщин, стариков, детей, калек, со скарбом, который, обессилев, бросают на обочине. Налёты, обстрелы, трупы, трупы…

Поразительно было услышать однажды ранним утром, спросонья, – мы ночевали в каком-то каталонском городишке, – марширующую в ногу колонну (испанцы так и не научились чеканить шаг); это были остатки интернациональной бригады, получившие разрешение вернуться на фронт. От их услуг в ноябре 1938 республиканское правительство, по дипломатическим соображениям, отказалось; интеровцы, кто мог, репатриировались; немцам и итальянцам ехать было некуда, им устроили своего рода отстойник на севере Каталонии; теперь они, практически безоружные, шли стоять насмерть.

Нас из Барселоны, в два приёма, с ночёвкой, небольшими группами, добросили на джипах до французской границы. Видимо, была договорённость: французские пограничники, страшного вида сенегальские стрелки не чинили препятствий, пропустили.