Я зарылась в одеяло поглубже. Оказывается, и сиськи – не гарантия счастья.

Утро ворвалось в моё сознание жёстко и неумолимо. С кухни доносилась высокодуховная ориентальная музыка, которая изощрённо сплеталась с беспощадным запахом жареной мойвы.

– Расул… – простонала я, зарываясь с головой под одеяло.

– Господи, что это? – сонным голосом спросила Оксана. – Мы в аду, и нас пытают?

Удивляться особо было нечему. Так начинались почти все мои выходные.

Через час таджик отправится на рынок торговать смесителями. А пока невидимый музыкант продолжал терзать незамысловатый инструмент «адын палка, два струна».

Оксана свесилась с кровати, нащупала телефон и завопила:

– Шесть тридцать! Они там совсем охренели?!

С гневным видом она вскочила с постели, запуталась в покрывале, чуть не грохнулась на пол и вылетела из комнаты.

– Что за вонь? – донёсся из кухни её недовольный вопль.

– Доброе утро, красавица! – восхитился Расул. – Голодная, да? Кушать рыбку хочешь? Ты садись, не стой. Вах, музыку давай потише. Есть ещё манты. Вот сметанка, аджика. Совсем худая! Ты кушай-кушай, не стесняйся.

– Я это не ем, – растеряно заявила Оксана.

– Не ешь? – изумился Расул. – А что ты хочешь? Сладкое? Чак-чак вот медовый и чай.

– Нет, спасибо, я кофе просто…

Под оханья и аханья таджика Оксана поспешила ретироваться в комнату.

– Как ты здесь живёшь? – спросила она, закрывая за собой дверь.

– Так и живу, – усмехнулась я.

Через пару часов Оксана придирчиво разглядывала мой гардероб. Она собиралась на «охоту» и была уверена, что мне нужна встряска и, следовательно, я должна ехать с ней.

– Так, а платья у тебя нормальные есть?

– Ну вот, – ответила я, протягивая ей своё единственное платье, купленное в «Простых ценах».

– Что это? – ужаснулась она. – Нет, я, конечно, понимаю, что ты пыталась приспособиться к суровой жизни нищеброда, но не до такой же степени. Сожги его! Ладно, дам тебе своё трикотажное. Надеюсь, мои сиськи несильно растянули верх, – и глядя на мою жопу, верней её отсутствие, добавила: – и низ. Туфли-то, надеюсь, хоть приличные?

– Балетки.

– За что мне это? – спросила она у пыльной люстры, задрав голову и глядя в импровизированные небеса.

– Ну я не ношу туфли, – попыталась оправдаться я, – мне их некуда надевать.

– Не беси меня! Неси свой бьюти-кейс, посмотрим, что там. Чувствую, мои страдания на сегодня не окончены.

– Что нести? – переспросила я.

– Косметичку, – как для тупых пояснила Оксана.

Я достала из тумбочки старую потёртую косметичку и протянула подруге.

– Ну уж нет, я это трогать не буду, – брезгливо поморщилась Оксана. – Высыпай всё.

Лёгким движением руки содержимое переместилось на диван.

– А где остальное? – удивлённо посмотрела на меня соседка. – Только не говори, что это всё.

– Ну мне этого хватает. Вот тушь. Пудра, правда, немного рассыпалась. Я её стукнула, когда в сумке носила, и она теперь крошится. Но я ей почти не пользуюсь. Как-то неестественно она на мне смотрится. Накрашусь, и здравствуйте, румынский вампир Николай. Помаду я тоже не люблю, она скатывается на губах. Но на всякий случай имеется. Ну не смотри так на меня! У тебя вон какие черты лица эффектные, а я как бледная моль. Стоит мне накраситься, выгляжу как кукла из фильмов ужасов. Ну не идёт мне макияж.

Оксана смотрела на меня, и в её взгляде одновременно читалось недоумение и жалость.

– А что, ленинградская тушь «плюй-мажь» уже кончилась? – съязвила она и вытащила из шкафа гигантский кофр.

Оксана потянула его крышку в разные стороны, ящик раскрылся, превращаясь в гигантский стенд с косметикой.

– Ничего себе, – восхитилась я.