– А вот и не уйдешь.

– Уйду! – топнула ногой Гринько.

– Ладно, ладно… – отступился Гусев. – Что ты так торопишься? Тебя ждут

– Хотя бы и ждут. Тебя завидки берут?

– Ты, Гусь, играешь или нет?! – ругался Пашка.

Гусев не обижался на прозвище: Гусь так Гусь. Он сам по забывчивости или специально награждал своим прозвищем других. У Пенькова спецодежда лоснилась от грязи. Он был один в цехе, кто не стирал спецовку: год носил и выбрасывал

– Не спеши, Гусь! Как ты кроешь? – остановил Антипов Гусева. – Забирай!

Андрей играл в шашки – проиграл; больше играть не стал. «Пятилетке качества – рабочую гарантию», – призывал плакат над ДИП-200. Женщины пришли все сразу, компанией: ждали друг друга в бытовке. Женщин в цехе было меньшинство. Обидеть одну – значило обидеть всех, дружный народ.

– Идет! Идет!

Мастер, Овчаренко Леонид Петрович. Полный, невысокого роста мужчина.

Андрей быстро расписался в тетради по технике безопасности и отдал Семенову. Семенов расписывался один из первых, торопился, словно так уж было важно расписаться.

Начало смены – это как старт. Важно было, каким будет задел, начало. Получив работу, Андрей прикинул, уже знал, на сколько она смен. Работа была новая, интересная… «Потом, потом, – не хотел Андрей раньше времени думать о работе, – после разнарядки

Условным сигналом прозвучали слова мастера: можно приступать к работе.

Александр все хотел бы запомнить начало смены, с чего все начинается, какие станки раньше запускаются, но забывал, спешил на рабочее место.

– Ну что, Борис, начнем? – спросил Андрей.

– Начнем, – кивнул сварщик.

Андрей любил, когда было много работы, некогда скучать. А работы было много, не на одну смену: надо было собрать 15 стоек на транспортер. Это разметка, сверловка, резьба, сборка.

– Андрей, пять стоек к четвергу сделаешь? – торопил еще мастер.

Андрей ничего не ответил: не хотел обещать и не выполнить. Объем работы был большой, все может быть. Может быть другая работа, более срочная. Такое практиковалось в цехе: одна работа не закончена, уже другая. Не любил Андрей так.

Слесарное отделение почти все было завалено готовой и полуготовой продукцией. А слесарной работы все прибывало и прибывало, несмотря на то, что реконструкция мельницы по дроблению камня закончилась. Сидоров разматывал кабель, настраивался на сварку. Андрей, чтобы не травмировать, загородился от сварщика щитом и стал нарезать резьбу на стойках. Работа физическая, но навык должен быть, чтобы не сломать метчик. Руки все знали про резьбу, где поднажать, а где ослабить: их не надо было учить. Они столько перерезали резьб, Андрей доверял им. Шубин сверлил полумуфты. Молодой слесарь. Старался. Прошло больше полугода со дня празднования 110-й годовщины рождения В. И Ленина. Никто в цехе уже не вспоминал, не шутил, не переиначивал почетную ленинскую грамоту в Международную Ленинскую премию.

Андрей нет-нет да и воскрешал в памяти тот день; он был в числе награжденных. А все случилось неожиданно. Он, как и все в цехе, принимал соцобязательство завершить пятилетку к 110-й годовщине В. И. Ленина; выполнял производственное задание на 150—160 процентов, работал себе и работал…

Затряслись, застучали гильотинные ножницы Пеньков рубил пластины. Ножницы – старые, часто ломались, лопалась пружина на кулачках. Хороший срез металла был только в начале ножей, а дальше металл рвало. Пора было менять ножи.

Одна стойка была готова, вторая… Монотонной была работа. Главное было —настроиться. Темп был выбран правильный. Андрей берег силы, не делал резких движений. И вот уже по телу приятно разлилась теплота, ныли натруженные руки. «Еще одна стойка», – жадничал Андрей. Курил Андрей тут же, на рабочем месте. 8 минут вместо 10 запланированных – и Андрей был уже на ногах; хотел до обеда нарезать резьбу, завтра выдать пять стоек. Но для этого надо было приналечь. Андрей добивался своего – пот вытереть было нечем, руки в масле, но и так работать – тоже не дело. Андрей сходил взял ветошь, вытер со лба пот