«Надолго останется памятен нижегородцам концерт Ф.И. Шаляпина, открывший для публики Народный дом. Восторженные овации носили совершенно особый характер: между певцом и публикой, впервые наполнившей Народный дом, установилась редкая в театральных стенах не эстетическая только, а также нравственная связь. Весь концерт произвел на нас одно целое и могучее впечатление, как целен и могуч талант г. Шаляпина, редкий, родной нам талант», – писал рецензент в «Нижнегородском листке» 7 сентября 1903 года.

8 сентября Горький писал Пятницкому: «Знали бы Вы, как обидно, что Вас не было на концерте! Концерт был таков, что, наверное, у сотни людей воспоминание о нем будет одним из лучших воспоминаний жизни. Я не преувеличиваю. Пел Федор как молодой Бог, встречали его так, что даже он, привыкший к триумфам, был взволнован. Уезжая – вчера, 7-го, заплакал даже и сказал: «Я у тебя приобщаюсь какой-то особенной жизни, переживаю настроения, очищающие душу… а теперь вот опять Москва… купцы… карты, скука…» Мне стало жалко его.

Вспоминали не однажды, не однажды про Вас, дорогой друг.

Посылаю газеты с отчетами о концерте, весьма слабо передающими то, что было».

4 октября 1903 года Федор Иванович проснулся, как обычно, поздно. В ужасе потрогал горло. «О Господи! Кажется, опять распухло».

– Иолинка! – тихо позвал жену, но никто не услышал его слабый голос и не откликнулся.

Встал, накинул халат, вышел в коридор. Заглянул в детскую: где ж она могла еще быть… Радостно улыбнулся: Иола Игнатьевна и девочки тихо играли, стараясь ничем не нарушить покой своего повелителя.

– Иолинка! Что-то у меня опять горло. А может, и температура? – устало произнес Шаляпин, сдерживая себя, чтоб не схватить в охапку настороженно ждущих сигнала девчонок: а вдруг у него действительно какая-нибудь заразная гадость…

Иола Игнатьевна потрогала лоб, горло, сокрушенно покачала головой:

– Что-нибудь холодненького хватил? Или в поезде был неосторожен?

Шаляпин виновато возвышался над Иолой, почти угадавшей причину сегодняшней его слабости.

– Иди, Федор, в свой кабинет, а я принесу тебе завтрак. Может, доктора вызвать?

– Да, пожалуй, не надо, вроде бы получше чувствую себя.

И Федор Иванович отправился в кабинет. Постель была уже застелена, газеты принесены и положены где обычно. Можно спокойно полежать и подумать…

Иола Игнатьевна, кажется, привыкла за эти пять с половиной лет совместной жизни со знаменитым оперным артистом к его причудам, капризам, привычкам, постоянным легким недомоганиям, возникавшим по утрам, особенно после спектаклей и концертов, полуночных ужинов и гостевых сидений в гостиничных номерах. И совершенно не удивилась тому, что ее драгоценнейший Федор сегодня чувствует себя больным – ведь только вчера он вернулся из Воронежа, где в зале Дворянского собрания состоялся большой концерт. Допустим, репертуар известный и привычный, особых волнений уже не доставляет ему, да и сопровождали его верные и испытанные в этих общих делах друзья, но все же, видно, где-то переусердствовал в послеконцертных действах, вот и переутомился. Даже могучий организм нуждался в отдыхе… После завтрака Иола Игнатьевна посоветовала Федору отдохнуть, тем более что на сегодня не было никаких непременных выходов в свет да и погода стояла неустойчивая.

И, взяв газеты, Федор Иванович улегся в халате на застеленную постель. «Ох, хорошо! – с облегчением вздохнул, как только за Иолой закрылась дверь. – Так редко остаешься в одиночестве, что даже любимая жена и дети становятся в тягость, когда нездоровится. Наверное, действительно переборщил в Воронеже…»