Степана прикомандировали к отряду внутренней охраны, из недавно набранных из крестьянских парней

бойцов, в помощь ретивому молодому командиру и

комиссару для организации боевых действий. Военком отправил отряд под Чишмы в знакомые с детства места. Со смутной тревогой Степан принял это назначение. Мария была на последнем месяце беременности. Степан понимал, что мужики настроены в большинстве против власти, за нежелание твёрдо определить налоги и прекратить

развёрстку. Отряд в сотню штыков при 2-х пулемётах был направлен в место, где Степан в юности в лесах бродил с ружьём и знал дороги и тропинки. Приказ был прост- при отказе сдаться жесточайшим образом подавить

выступление. С началом восстания Степана перевели на казарменное положение и он не мог отлучиться домой.

Сердце рвалось к Марии, волновался за родных и

односельчан, которые как и большинство башкирских,

русских, украинских, латышских и иных мужиков стояли заодно и были в числе тех, кто поднял вилы на власть.

Деревни, через которые проходил отряд, выглядели как

мёртвые. На улицах никто не появлялся. Знали, что берут в заложники семьи тех, кто пошёл в отряды повстанцев. По снежному насту можно было легко определить

местоположение повстанцев ушедших из деревень, чтоб не подвергать деревни обстрелам. Остаться в холода без жилья никто не хотел. Ранней весной в лесу спасения нет.

Безоружным оборону построить невозможно. Надежд на победу мало. Что это было – жест отчаяния, когда терпеть уже нет сил или – надежда на чудо?

Все крестьянские бунты и войны были окрашены в красный цвет пожарищ и крови и не решали вопроса, что единственным хозяином на земле должен быть тот, кто её пашет. «Земля божья – вот и весь сказ и на ней все равны. Кто как трудится – тот так и должен жить.»

Слабое весеннее солнце искрило снег. Степан, с

командиром отряда, на лошадях направляли отряд по

санному пути к видневшемуся вдалеке голому лесу. Следы сапог, валенок и лаптей указывали направление исхода крестьян, а широкая и, хорошо утоптанная, дорога говорила о том, что лес стал убежищем для многих. На двух санях тащились пулемёты и патроны. Хмурые бойцы мерно

шагали, уперев глаза в дорогу, не глядели друг на друга, и молчали. Что происходило в их головах Степан представлял и сам думал о том же: «Как обойтись без крови». Молодой командир шарил биноклем по лесу. На опушке леса появилось тёмное пятно всё более разрастающееся как чёрная туча н грозовом небе. Тысячи полторы повстанцев рассыпались по белому снегу, как брошенная неумелым

сеятелем горсть зерна. Отряд сблизился с повстанцами. Бойцы рассыпались в жидкую цепь и с напряжением ждали команды. Два пулемёта развернулись в сторону леса и пулемётчики, лёжа на санях, через прицел ощупывали

тёмную массу. Комиссар направился в сторону мятежников. Степан взял бинокль у командира и стал рассматривать ряды заматерелых бородатых мужиков с угрюмыми

решительными лицами. Были в их рядах и совсем молодые, безусые парни скрывающиеся от военных мобилизаций.

Огнестрельного оружия Степан не разглядел. Вилы, дубины и топоры – против пулемётов! Комиссар, не доходя шагов сто до мятежников, прохрипел в рупор:

– Предлагаю всем сдать оружие и выдать подстрекателей! Обещаю сохранение жизни и справедливый суд. Жду десять минут. В случае неисполнения открываем огонь и вершим суд военного трибунала на месте по законам военного

времени! Родственники зачинщиков будут репрессированы, а дома сожжены.

В ответ прокричали:

– Обещайте отряды продовольственные распустить и

мужика работящего до советов допустить.

– Полномочий у меня таких нет и обещаний других я