откапывают, – всхлипывая произнесла Мария, а потом

шёпотом сообщила, что она опять потяжелела и Степану

нужно ждать прибавления в семье. Степан обнял жену и гладил рукой её ещё не округлившийся живот, чтоб почувствовать новую жизнь. Затем взял детишек на руки и вошёл в дом, где ещё чувствовалось присутствие недавней смерти. Из вещмешка достал два чёрных кирпича жёсткого, как утрамбованная земля, ржаного хлеба довезённого из столицы и несколько головок сахара, такого же тёмного как хлеб. Выпив воды, пошёл осматривать хозяйство. В сарае было пусто. Одна тощая коза жевала запаренную

прошлогоднюю солому. Листья на кустах и деревьях она обглодала ещё по весне. В клети было хоть шаром покати -ни зёрнышка зерна. Спустившись под пол, Степан

обнаружил полмешка проросшей картошки и дубовый бочёнок квашеной капусты. Весь оставшийся день Степан молча сидел с детьми на коленях в углу под образами. Сашка и Катюша сосали сахар и пускали сладкие слюни. Вечером, поев картошки, видя как дети жадно выпили по полстакана молока, нацеженного от тощей козы, которую на ночь заводили в сени, начал тяжёлый разговор с Марией о том как одолеть беду. Спросил как дела у Данилы. Мария успокоила мужа. Болезни ни к нему, ни к жене не прилипли. Многое из имущества они обменяли на продукты. У реки собирали коренья. Данила с мальцами пропадал на реке и приходил с редкой добычей. Из маленьких озёрец, что остались после зимы, вычерпали всю рыбу и перетаскали всю воду на огороды, чтобы собрать хоть какой урожай

Дети заснули. Во всём селе не горело ни одного огонька. Керосина не было, да и ложились спать рано, чтобы беречь силы. Голодные обмороки стали повседневными явлениями. Степан с Марией вышли на двор и присели на крыльцо. Молодая луна, как коромысло, висела на чёрном небе. Свет далёких звёзд и отражённый свет ночного светила лили на пустой двор мёртвенную белизну. Жуткая тишина опустилась на деревню. Было слышно как в дальнем лесочке ухает филин вышедший на ночную охоту на мышей, которые из голодной деревни перекочевали в лес. Мария боком прижалась к Степану и положила голову на его плечо. Так молча, согревая друг друга, просидели глядя в бездонное небо больше часа. «Где же там бог, зачем

послал такие мучения невинным младенцам и праведникам-старикам?» Тяжёлый разговор начала Мария:

– Стёпушка, может не надо нам пока деток? С третьим хожу и жить и рожать страшно.

– И не вздумай, – выдохнул Степан. Жизнь свою положу, а греху совершиться не дам. Может мне службу к чёртовой матери бросить, с вами жить и хозяйством заняться? Те крохи хлеба, что Степан привёз из Москвы, знавшей о

голоде из газет, плакатов и урезанных пайков для рабочих и служащих, не были утешением. Впереди ещё пустая на урожай осень, длинная зима, которую многие не перенесут, и нескорая весна.

– Службу бросать пока никак нельзя. Власть за службу натурой платит и кормит и семьям паёк выделяет. Какое сейчас хозяйство, а паёк, какой-никакой, есть!. С поля

собрать нечего, из скотины одна коза. В лесу в глухомани травы на зиму запасти можно. С огорода кое-что собрать

удастся. Да и вещи у нас есть, обменять можно.

Проживём… Лишь бы от болезней уберечься. Так что служи пока, а как там сложится- только богу известно.

В доме заплакала Катюша. Мария вынесла закутанную в

платок дочку и вывела одетого сонного сына.

– Пойдём, Стёпушка, родителей навестим.

На кладбище луна, как фонарь, освещала свежие могилы, которые длинным рядком пролегли грядой невысоких

холмиков. На некоторых не было даже крестов. Молча сели на скамью. В голове Степана закружились воспоминания о самых памятных мгновения его жизни, которую подарили ему родители. Слышался голос матери зовущий его,