На следующий день: бабка-повитуха, соседи и друзья отметили за столом появление нового черниговца. Данила, со своей пригожей и светящийся довольством женой, словно сбросил годков десять и выглядел молодцом. Явился с бубенцами, с поздравлениями и подношениями. У него
появился ещё один наследник по мужской линии. На этот случай он заколол кабанчика. Мужики со Степаном не
боясь заводили разговор о восстании. Василий с Петром вместе с несколькими мужиками исчезли из села. У Петра была винтовка. Отец непотребно ругал Василия, но
поддакивал мужикам, когда те ругали власти. Степан
отмалчивался, но когда его допекли вопросами- чего он к этой власти пристал, то отрезал, не на шутку разозлившись:
– На иконы молитесь и Писание святое чтите, а там сказано, что всякая власть от бога. Так вы – либо богу
молитесь, либо терпите, а лучше сговоритесь и власть
научитесь выбирать. Вам царь не угодил – вы за него не держались и скинуть позволили. Ни временные, ни
большевики, ни колчаки – не милы. Каждый за своё
хозяйство держится, о своём брюхе заботу имеет, а дойти своими мозгами до общей пользы не можете. Когда вам плохо – то у власти защиты и помощи ищите, когда вам
хорошо- то и власти вам не к надобности – каждый сам себе хозяин. Вот сейчас в довольстве одни бандиты живут- они и власти порушат и землю запоганят. Чтоб народу поумнеть, много крови ещё литься будет. А пока народ в смятении:
кто Емельку Пугачёва кличет, кто за Ленина бьётся, кто к попу бежит, кто в избе или лесу сидит и на люди нос не
кажет, кто с Колчаком до Китая дошёл. Лучше твёрдая власть- чем смута. Тут на селе меж вами миру нет, а что о
громадной стране говорить? Не у всех даже в своём доме порядок есть. С женой лаетесь и власть поделить не можете. Когда в семье порядок и разум правит, то и в деревне, и на заводе, и в казарме, и в дворце царском порядок можно навести. Человека жадность губит, ему всё больше хочется и малым довольствоваться не желает, а богатства свои разумно распределить не может. У одних мыши из дырявых мешков зерно точат и всё из рук валится, а другой пирог пшеничный печёт и как сыр в масле катается. Так и в государстве – если в мозгах худо, то и в брюхе- пусто. Свои глупости и грехи легко на власть взваливать. Мне власти, как и вам, тоже хвалить шибко не в чем. Одно я усвоил, что вякая власть людям помогать должна, тем кто трудится, да только к власти много проходимцев да жуликов липнет. Ну бог им судья- он всё должен видеть и за всё судить, а на земле праведный суд трудно сыскать. Не могут люди все одинаково мыслить.
Мужики кивали и качали головами, но понять что у них происходило в голове было трудно, а языки распускать по
нынешним временам было не безопасно. Каждый был сам себе на уме.
Ночью, когда Степан с Марией, устроив младенца
между собой, и, ощущая близость крохотной своей плоти, вели тихий разговор о дне сегодняшнем, с его заботами и мечтаниями о будущем, в окошко послышался тихий стук. Проснувшийся Фёдор подошёл к окошку и долго всматривался в темноту ночи. Затем, шаркая в чувяках по полу, вышел в сени отворить дверь. Несколько минут в сенях слышался приглушённый разговор. Степан встал с постели и вышел босой в сени. Там отец отчитывал одетого в полушубок и треух Василия.
– Погодите шуметь -дитя разбудите. Пусти в дом
партизана, пусть согреется, а поутру на свежую голову и поговорим, – прервал разговор Степан.
Вышла Меланья и повисла на шее Василия. Фёдор оторвал её и подтолкнул Василия в горницу. Василий сбросил полушубок у печки и поставил валенки сушиться. Лёг на полу на полушубок. Мать принесла из сеней тулуп и холодную подушку и соорудила на полу постель. Когда приготовила наспех поесть, то Василий уже спал крепким сном. Мать в темноте посидела рядышком на табурете, повздыхала и поплакала. Степан всю ночь так и не смог заснуть. Когда закрывал глаза, то на снегу снегири клевали красную калину.