Вскорости кладбище опустело. Семён, ещё не понимая почему, остался здесь, что-то его не отпускало. Было смутное ощущение, что здесь он на месте. Неужели мне всё время быть здесь, недалеко от моей оболочки. Здесь тихо, спокойно, но скучновато будет проводить тут вечность. Хотя….

На территорию кладбища втягивалась новая траурная процессия. Впереди несли гроб с телом привлекательной женщины. Лицо её было спокойно, свежо и румяно даже. Впечатление такое, будто бы она спит. Искусство макияжа, подсказало Семёну сознание. В ногах покойной находилась призрачная душа.

– Привет, – окликнула его эта женская душа.

Это же та, из мертвецкой, опять вынырнуло сознание.

– Привет, красавица! – откликнулся Семён.

– Ха, нашёл красавицу, – жеманно откликнулась женская душа. Видел бы ты меня при жизни. Вон, взгляни на фотографию, это одна из самых удачных, – хвастливо заявила душа. В это время она прямо засияла, засверкала от длинной фразы или ещё от чего-то.

Да, на фото была роскошная молодая девушка, сходство с лицом покойной было, но на фото ей было лет двадцать, а возраст покойницы Семён не взялся бы определять. Женская душа откликнулась на его мысли:

– Не парься! Моя жизнь закончилась в сорок четыре года. Это написано на памятнике, чего уж сейчас скрывать….

– Хорошо выглядишь! Даже не истощилась за время болезни.

– А у меня по-женски заболевание было. Там всё зависит от стадии, от операции. Кому как повезёт. Я недолго мучалась, вот в теле и осталась. Остальные по-разному, кто худеет, кого разносит, как бочонок, – она хрипло хохотнула. При этом гримаса её осталась неподвижной.

– Чему веселишься? – не удержался Семён.

– Сама не знаю, лёгкость какая-то непривычная, эйфория! Может, следствие обезболивающих лекарств, которыми пичкали последнее время, или это постоянно так будет. У тебя не так, что ли?

– Да, всё так. И лёгкость, и эйфория, ощущение полёта.

– Так мы же летаем! Пока! Увидимся!

Процессия свернула с центральной аллеи. Семён опять вернулся к своей могиле. На кладбище не было пустынно и безлюдно. Кое-где на могилах копошились люди. Кто-то подкрашивал облупившуюся оградку, поправлял памятник, скамейку, столик. Где-то, на ещё свежих могилах, народ молча выпивал, затем шёпотом, в полголоса размеренно разговаривал.

Семён обратил внимание, что там, где на могилах были люди, всё время присутствует какое-то свечение, небольшой мираж. Где-то ярче, где-то более тускло. Люди не обращали на это внимания, они этого не замечали. Они не замечали, что души покойных, присутствовали при их визитах. Если люди занимались хозяйственными заботами, души тускло наблюдали за происходящим, они начинали «оживать», светиться ярче, когда поминали их имена, когда люди начинали разговаривать с ними, как с живыми существами. Происходила незримая связь между ними. Люди, выговорившись, чувствовали некоторое облегчение, они не знали о присутствии души, они несли свою, невыплаканную боль, своё горе сюда и, здесь, в кладбищенской тишине, выплёскивали это, а души воспринимали это, хотя чувств уже не испытывали. Воспринимали сознанием, почти равнодушно.

– Что, философствуешь? – прозвучал рядом голос с хрипотцой. Это была душа Анжелы, имя её Семён прочитал на памятнике.

– Зови меня просто Лика! Я так привыкла при жизни. Хорошо, Семён!? – не то спросила, не то попросила Лика.

– Хорошо! – ответил Семён, и опять удивился своему голосу.

– Ты, Семён, наверное, при жизни пел хорошо, – хохотнула Лика.

– Пел немного, когда в компании. А, почему ты об этом спросила?

– Голос у тебя приятный!

– А мне он таким не кажется, непривычный какой-то.