– У нее вся кожа лиловая. Как у Бриджет.

Лиловая кожа – эти слова прозвучали довольно приятно, как «Лиловая книга сказок». У Сильви был непривычный голос: сдавленный, панический, в точности как в тот раз, когда она увидела рассыльного с почты, спешившего по садовой дорожке, но оказалось, что он всего лишь доставил поздравительную телеграмму от Иззи ко дню рождения Тедди. («Пустышка», – только и сказала Сильви.)

Урсула не могла дышать, но почему-то чувствовала запах маминых духов и слышала ее голос, больше напоминающий летнее жужжанье пчел. От усталости она даже не могла открыть глаза. Потом раздался шорох юбок – это Сильви встала с кровати; вслед за тем стукнула оконная рама.

– Давай немного проветрим, – сказала Сильви, вернулась к Урсуле и прижала ее к своей свежей хлопчатобумажной блузе, от которой уютно пахло крахмалом и розами.

Из окна в тесную мансарду тянуло смолистым запахом костра. Урсула заслышала стук копыт, а потом грохот – это угольщик под навесом опорожнял мешки с углем. Жизнь шла своим чередом. Прекрасное пленяло навсегда.

Один вдох, больше ей ничего не требовалось, но он не приходил.

Темнота наступила стремительно – сперва как враг, но потом как друг.

Разбудила доктора Феллоуза дородная женщина с мощными, как у кочегара, бицепсами: она с грохотом опустила чашку с блюдцем на прикроватный столик и раздернула шторы, хотя на улице было еще темно. Он не сразу сообразил, что находится в выстуженной гостевой спальне Лисьей Поляны и что устрашающая особа, которая принесла ему чай, – это кухарка Тоддов. Порывшись в пыльных архивах памяти, доктор Феллоуз так и не вспомнил имя, которое легко слетало у него с языка несколькими часами ранее.

– Миссис Гловер, – представилась она, точно читала его мысли.

– Как же, как же. Мастерица готовить овощи в маринаде.

Голова у него была как будто набита соломой. Он с неловкостью осознал, что лежит под скудными покровами в одном исподнем. Каминная решетка в его спальне, как он заметил, была холодной и пустой.

– Вас вызывают, – объявила миссис Гловер. – Несчастный случай.

– Несчастный случай? – эхом повторил он. – Что-то с ребенком?

– Фермера бык помял.

Урсула, вздрогнув, проснулась. В спальне царила темнота, но где-то внизу слышался шум. Стук закрываемой двери, хихиканье, шарканье ног. Она безошибочно различила пронзительное кудахтанье – смех Бриджет, а также басовитый мужской голос. Бриджет и Кларенс вернулись из Лондона.

Первым порывом Урсулы было выбраться из постели, растолкать Памелу и вместе с ней сбежать вниз, чтобы поспрошать Бриджет про знатное гулянье, но что-то ее остановило. Пока она лежала, вслушиваясь в темноту, на нее накатила какая-то жуткая волна, неохватная боязнь, предвестница страшного удара. То же самое чувство она испытала перед войной, на побережье Корнуолла, когда Памела увлекла ее за собой в море. Тогда им на помощь пришел совершенно посторонний человек. После того случая Сильви стала водить их в городской бассейн, где давал уроки плавания ветеран Англо-бурской войны, отставной майор, который нагонял на них такого страху своими окриками, что они просто не решились бы пойти ко дну. Сильви часто пересказывала ту пляжную историю как веселое приключение («Героический мистер Уинтон!»), хотя Урсула при этих воспоминаниях до сих пор обмирала от ужаса.

Памела забормотала во сне, и Урсула прошептала «ш-ш-ш». Чтобы только сестра не проснулась. Чтобы они не сбежали вниз. Чтобы только не увидели Бриджет. Откуда взялись такие запреты, откуда пришел этот кошмарный страх, Урсула не понимала, но сочла за лучшее спрятаться с головой под одеялом. Надежда была лишь на то, что все плохое осталось снаружи, а не у нее внутри. Она решила притвориться спящей, но в считаные минуты никакого притворства уже не потребовалось.