– Ты, никак, купаться надумал?

– Да нет, холодно, а вот так посидеть   в самый раз. Иди сюда, не бойся, не утонешь.

Сажусь, подобрав под себя ноги, на плотик рядом с Демченко. Тишина. Звезды мелко дрожат в иссиня-черной воде. Легко шуршит ветер в плетях ивы.

– Красиво… и тихо…

Повернул голову, смотрит молча, как будто я сморозила что-то глупое-преглупое. А он пытается понять, насколько я дура. Потом, медленно обняв, притягивает меня к себе и целует. Так же медленно, вкрадчиво. Все медленно поплыло: вода и звезды в ней, небо и звезды, звезды и вода…

Стоп!..

Анжелочка, ты думаешь, что ты так неотразима, и он в тебя с первого взгляда?.. Как бы ни так. Ага, и руки расползаются, одна выше, другая ниже…

– Леша!.. Руки!.. Я этого не хочу.

– Анжела, извини… Ты такая красивая, я не удержался. Не уходи.

Поздно. Я уже встала. Все испорчено.

– Ты слишком торопишься.

– Нет, это ты слишком торопишься, не уходи… Чего ты боишься?

– Ничего, я просто замерзла, а тебе меня не отогреть… – В смысле?

– Да так. Без смысла…

Я ушла, а он остался сидеть, свесив ноги в воду и глядя в небо, хрупкий мостик между звездами небесными и их отражением в воде.

Утром стало известно, что Борода застукал группу из четырнадцати пацанов, которые делали в сарае местную малолетку. Все были пьяны.

Анжела, ты все еще сомневаешься в том, что вчера было нужно от тебя? Просто Леша искал свою малолетку. Ну что ж… ты не сглупила. Поздравляю.

Парней быстренько отправили обратно в Москву со вторым преподавателем и докладной ректору. А все еще долго обсуждали, кто виноват: то ли девка, которая ужралась до состояния нестояния, то ли парни, которые не побрезговали и залезли на конвейер.

– Ну уж если ума нет, считай – калеки. Могли бы меня попросить, я б любую из гарема подарил!

Ага, Павлов прикалывается, рассказывая о прелестях султанства.

– Вовсе не обязательно телку поить, чтобы затащить её в постель.

Еще один фруктик. Боже, какой цинизм! Демченко молча, с ироничной усмешкой гипнотизирует меня, пока за столом идут прения. Что он этим хочет сказать? Что не одна я такая дура? Или что он не настолько плохо воспитан, как я подумала? Или что, окажись на его месте другой, я бы не сбежала так просто? И сколько можно так пялиться на меня? Мне что, утопиться в собственной тарелке с супом?

– Леха, а ты где вчера был? Мы там мой гарем на карты раздевали.

– Ну и как?

– До конца раздеть не получилось, но если б ты видел… До конца колхоза за нас теперь на кухне дежурить будут.

Все еще смотрит. Скажет или нет?

– Ты случайно не в сарае вчера был?

– Да так… Поймал вчера русалку у реки, пытался отогреть.

– Отогрел?

– Нет. Но отогрею. Анжела, куда же ты? Я еще не рассказал, какие у моей русалки длинные и мягкие волосы, какие прекрасные зеленые глазищи…

Но я уже пулей вылетела из столовой. Черт! Так неудобно. Такое впечатление, что потеряла трусы на центральной улице. И что теперь делать? Рассказывать всем, что ходила смотреть на звезды? Поверят, как же.

– Ты обиделась?

Тихо-тихо, так, что я и не поняла сначала.

– Что ты сказал?

– Ты обиделась?

А голос какой вкрадчивый. Да, Лешенька, ты все правильно понял: я обиделась. Но тебе это знать не обязательно. А еще я разозлилась.

– С чего ты взял? Мне абсолютно все равно. Тем более что автобус подошел, пора в поле.

У автобуса толкотня. Борода вещает:

– Девушек вперед пропускаем!

Султан с каким-то типом вытаскивают за задницу из автобуса Оксанку:

– Оксана, девушек, а не женщин.

Она снова пытается подняться. Результат тот же:

– Оксана, девушек, а не женщин.

Что-то очень крепкое вырвалось у меня, потому что они замолчали и уставились на меня. Не ожидали…