– Ребята! – сказал командир. – Лыжня проложена. Никто с неё не сходит, от видимости переднего не отрывается. И не падать. Впереди идёт Кириллов, я последний. Вперёд.

Восемнадцать километров и всё под гору прошли за полтора часа. У дома нас встречал всё такой же, как и день назад, весёлый хозяин.

– Ну, слава Богу, вернулись. А то я забеспокоился. Давайте-ка за самовар. Хозяйка токо что раздула.

Так и вышли туристы на железную дорогу к поезду Москва – Челябинск, сели в вагон и в родные края снова через Челябинск, Свердловск. И никто из них не прочувствовал, что они находились совсем рядом от государственного ядерного центра, где создаётся советское ядерное оружие, где произошла авария и выброс радиоактивных составляющих в окружающую природу. Последствия этой аварии продолжают разгребаться и в ХХ1 веке. Через неделю после возвращения командир проявил плёнки и представил фильм на обозрение. Все получили значок «Турист СССР». Сугробину он нравился и он носил его пока не получил значок «Альпинист СССР».

После турпохода Леонид поехал в Горький на пару дней. Его старший брат после учёбы в Ленинграде распределился в Горьковское предприятие и работал начальником поисковой партии, пропадая с мая по октябрь в тайге в восточных районах страны, обрабатывая материалы экспедиций зимой в тёплой конторе с тёплыми туалетами. Он и зазвал братишку посетить его. Жил он на квартире вместе с тремя сослуживцами в одной комнате двухэтажного частного дома на Казанском шоссе. И их коллективная жизнь ничем не отличалась от студенческой. Рядом с ними на втором этаже ещё жило несколько квартирантов женщин и мужчин. Так что когда Леонид заявился субботним вечером – у них в доме было весело. Лёня выглядел цивилизованно, и его приняли хорошо. Зимний город впечатления не произвёл. Кремль с низкими башнями, засыпанными снегом, выглядел угрюмо. Но зимой и Ленинград не сверкал красками, а из окна десятого этажа выглядел совершенно ужасно крышами домов Х1Х века, заставленными бесчисленным частоколом труб, чердачных окон и всевозможных уродливых надстроек, покрытых грязным от копоти снегом. Поэтому Леонид к виду города не придирался. Брат и его друзья жарко приглашали Лёню распределяться на работу в Горький. «Надо дожить», – отвечал он.

Ольга Бельская и Леонид Сугробин учились на разных факультетах и в смутный период становления института время сессий и каникул у них не совпадали. Он сдал сессию и отвалил в турпоход, а она училась. Потом она заметила, что группа из похода вернулась, а Сугробин не объявился. Она говорила себе, что он для неё никто и злилась, что думала о нём. Он тоже не забывал о ней, но был поход, была необходимость съездить к брату в Горький. Родителей навестить не удалось, и от этого ему было неуютно. Но пока он ехал из Горького в Пермь, сумел написать Ивану Макаровичу длинное письмо со всеми подробностями прошедшего отрезка жизни и успокоился. Вернувшись в институт, Леонид первым делом нашёл Бельскую и, не позволяя ей рассердиться, объявил, что через три дня ему исполняется двадцать лет.

– Так! – сказала Оля. – В общагу к вам я не пойду. На ресторан денег у тебя нет. Какие у нас ещё варианты?

Сугробину было грустно, грустно.

– Не грусти. Придёшь ко мне, и будем пить чай с пирожными.

– Отлично, Олинька, – сказал Сугробин и пришёл к Оле с тремя розами и бутылкой шампанского.

Весной в середине мая брат Сугробина, Валентин Иванович, следуя со своей партией через Пермь на Северный Урал со штаб – квартирой в Верхотурье,33 пригласил телеграммой Леонида встретиться на вокзале. На станции Пермь П поезд стоял полчаса. Лёня встретил брата на перроне с фотоаппаратом. Фотик был неразрывен с Леонидом везде и отмечал все события его жизни. Портативный, с убирающимся объективом, он без футляра легко и незаметно ложился в карман пиджака. Но на перроне какой-то железнодорожный чин велел убрать фотик и не снимать. Тогда братья занялись другим делом. На перроне от ресторана стояли столики с борщами и прочим, чтобы пассажиры с поездов могли основательно подкрепиться. Тут же можно было заказать и водочки. Старший брат заказал по сто пятьдесят и по бифштексу. Когда приели бифштекс, попросил повторить водочку. Поезд шёл по горнозаводской линии и впереди была станция Пермь 1. «Поедем до Пермь 1», – пригласил старший младшего в вагон. На станции Пермь 1 поезд стоял ещё десять минут, за которые братья успели сбегать в буфет и опрокинуть ещё по соточке. Было совсем весело, и Лёнька решил ехать до Мотовилихи. Там поезд стоял всего две минуты и старший, выпрыгнув для прощания на насыпь без перрона, едва залез обратно. «Нацеливай на жизнь в Горьком!», – крикнул он из дверей на прощанье. «В Горький!?» – пробормотал Лёнька, – мне бы до общаги суметь добраться.