Одновременно для набора имиджа политкорректности и демократа, Хрущёв согласился провести в СССР, в Москве Всемирный фестиваль молодёжи и студентов, который и прошёл в июле-августе 1957г. Но увидев неистовый восторг советской молодёжи от свободного контакта с иностранцами, желания поддерживать завязавшуюся дружбу навсегда и появившимися надеждами получить свободный выход за рубеж, Хрущёв осознал опасность продолжения борьбы за преодоление последствий культа личности в области свободы личности. И сразу же после фестиваля спустил с цепи всех партийно – комсомольских ретроградов и весь политический пропагандистский аппарат на борьбу с тлетворным влиянием Запада на «несознательную» часть молодёжи. Надо сказать, наиболее образованную и продвинутую часть. До этого, непонятную идеологам и непохожую по одежде на уставного комсомольца молодёжь, только укоряли за непохожесть на их отцов и матерей, «выстоявших и победивших…» Всю лохматую молодёжь обозначили «стилягами». «Великий» демократ, отец «оттепели», реабилитатор им самим же репрессированных людей, Хрущёв до конца своего пребывания у власти давил свободную и независимую молодёжь, из которой выросли все следующие диссиденты и организованные противники режима.

Курсанты первого года обучения Сугробин, Балыбердин и Клещёв стояли у памятнику Петру 1 и фотографировались парами и поодиночке. Была середина октября и ярко светило солнце. Курсанты были в бушлатах и бескозырках.

– Надо бы втроём сняться, – сказал Клещёв, держа фотоаппарат в руках, и оглянулся по сторонам. Сзади по дорожке проходили две очень модные девушки. Контрастные брюнетка и блондинка в ботиночках на пятисантиметровой подошве и в распахнутых, зауженных к коленям пальто. У блондинки тёмно зелёное, как листва у старого дуба, у брюнетки ярко светло зелёное, как у первых ростков салата, освещённого утренним солнцем. Длинные волосы крупными завитками рассыпались по плечам. Короткие юбочки с разрезом по линии правой ноги и малиновые жакеты открывались через распахнутые пальто.

– Снимите нас, пожалуйста, – обратился Анатоль к девушкам. несколько неуверенно.

– Только за поцелуй, – рассмеялась блондинка, уловив нерешительность в просьбе.

– Я согласен, но сам я, не целованный и не знаю, как это делать, – не растерялся Анатоль. Сугробин и Балыбердин выжидательно молчали.

– А вот так, – сказала блондинка и, пригнув голову Клещёва, поцеловала его. – А теперь давай аппарат и к друзьям. Клещёв радостно присоединился к товарищам. Щёлкнул затвор. – Держи аппарат, моряк. Телефон не даю. Гуляйте по Невскому, увидимся.

Девчонки ушли, шурша платформами по жёлтым листьям. Анатоль вынул сигареты и закурил. Друзья у него были некурящими.

– И чего на них карикатуры рисуют, – сказал долго молчавший Валентин. – Смотрели вчера «Крокодил»! Нормальные девчонки, сами красивые и одеты красиво, смотреть на них приятно. И ребята красивую одежду надели. А мы в школе все подряд – на голове чёлки и кепки до глаз, брюки – клёши сорок сантиметров и ковбойки. Толь кандидаты в урки, толь в бригадмильцы. Я честно говорю, если бы был студентом, оделся также как и они.

Ладно! – сказал Сугробин и взял под руку Валентина. – Коль мы не студенты, а моряки, то нам про моду думать нечего – она у нас непреходящая и настоящая. А по Невскому прошвырнуться надо непременно. Себя показывать надо регулярно и тогда нас узнавать будут и разноцветные девчонки, и ребята при них. А танцевать «Буги-вуги» мы выучимся.

Молодые люди вышли на Невский проспект. «Невская першпектива», как определял её основатель города, хитро назвавший город именем святого Петра, придерживая в уме, что он тоже носит имя Пётр и возможно, что его причислят к лику святых. Причислили же к лику святых Николая П, кровавого.