В. опустился в кресло. Ему хотелось спать, но еще не слишком. Жаль было тратить время на сон, лучше попробовать продолжить рассказ. Подождав десять минут для верности, он встал и направился в свой угол, чтобы запустить компьютер.

Но вместо рассказа он вдруг вызвал из железной памяти компьютера свой дневник и гневно, словно кому-то что-то доказывая, стал тыкать пальцами в клавиатуру.

«Чем дальше идет время, тем большее желание возникает открыть ту единственную главную книгу, где написана вся правда, и прочитать ее, наконец. Но что это за книга и где мне ее взять?..

Сегодня окончательно сформулировал: мою жизнь можно смело назвать «Ожидание выходных». Внешняя, официальная работа мне неинтересна, и я живу нормальной жизнью лишь два дня в неделю, по выходным, да один месяц в году, когда отпуск. Я там чужой, и все знают, что я чужой. Уже не могу просто смотреть людям в глаза, словно в чем виноват. Чувствую себя, как Штирлиц в тылу врага. И они это видят и задают один и тот же безмолвный вопрос: «Какого лешего ты здесь делаешь?» Так имеет ли это смысл? И неужели я должен мечтать о пенсии? Ведь тогда я буду ни на что не годным стариком. Разве я живу на свете для того, чтобы заработать себе пенсию? Это невозможно! Но большинство людей живет именно для этого. Они тратят свою единственную жизнь, чтобы в старости получать мизерные гроши от скупого государства! Господи, как это нелепо. И еще нелепее: один из этих людей – я. Самое правильное, что следовало бы предпринять мне, озаренному этой простой и очевидной мыслью, – мгновенно уволиться с работы и заниматься своим настоящим делом, то есть литературой. А насчет пропитания не беспокоиться, как это и рекомендовал Христос. В конце концов, многие люди годами не получают денег и как-то живут, неужели я не смогу? Однако я прекрасно знаю: в понедельник проснусь по звонку будильника и побреду опять в свой цех, поднимать с колен падшую, словно девка, российскую экономику. Вот единственная светлая мысль, единственное оправдание, которое я придумал своему оскорбительно нелогичному поведению… А хуже всего, что и в богемной тусовке мне не место, не люблю я это, терпеть не могу. Недавно зашел на выставку одного художника. По стенам в умышленном беспорядке были там криво развешаны непонятные картины. Я не смог выяснить, что изображает хотя бы одна из них. Случайно познакомился с автором, разговорился, сказал, что вот, тоже пишу, только не кистью. Он пьяненький был, такой маленький, все рыженькими бровками моргал да тряс длинной оранжевой бороденкой. И минуты через две вдруг он мне говорит: не пиши прозу. Работай на заводе, делай там что-нибудь… Что ты там делаешь? Гайки точи, что ли. А прозу не пиши, не надо. Не зная ни одной моей строчки, просто так, взял и сказал. Посоветовал. Великий Художник, обороняющий бастион высокого искусства от варваров. На Олимпе тесновато, понятно, зачем нужны конкуренты? А может, просто пожалел… Нет мне места, нет покоя, Господи! Только дома я еще как-то могу быть собой, а больше нигде.

Люблю утро – когда не нужно вставать в определенное время. Могу с удовольствием подняться в четыре часа и пойти встретить солнце, и чем меньше увижу людей, тем лучше. Город живет своей тайной жизнью. Туман ползает с улицы на улицу, такой густой, что легко заблудиться даже в знакомых местах, в нем вяло киснут фонари, и первые трамваи привидениями пролетают без единого звука, едва не сталкиваясь друг с другом на поворотах широкими плечами. Чугунные памятники вождям покидают свои постаменты, собираются командами на площадях и, обменявшись новостями и жадно перекурив, азартно играют в футбол огромными булыгами. В городских фонтанах деловито моются бомжи, похожие на пророков. Это одно из главных моих желаний – быть свободным, быть хозяином своего утра. «Хозяин утра» – неплохо звучит. Может, назову так рассказ. Главная же и настоящая причина моих бессмысленно-ранних побудок – семья. И это нормально. Иначе я не могу…»