У себя он разложил доски на полу и минут двадцать оглядывал их, решая, как будет лучше приступить к делу. Дело для него было малознакомое. Сколотить лавку – вроде и не так сложно, а вот попробуй возьмись… С чего начать? Это ведь не просто гвоздь в стену вбить. Тут соображалку надо включить, чтобы вещь получилась устойчивая, прочная и для сидения удобная; а при случае и бока чтоб не намяло, если поспать захочешь.
Да, не так просто. Но сейчас Крюков чувствовал: он может все. Он загорелся этой мыслью, потому что ему больше некуда было приложить силы, а сила в нем поднялась сейчас вихрем – долго-долго дремала, зевала, томилась – и вдруг взвилась! Да так, что Крюкова могло разорвать от ее избытка. Что было причиной этому – первый снег, в одночасье заваливший землю и уже умиравший там, на улице под колесами машин; первый день на постылой работе и решение уволиться отсюда к чертовой бабушке; или та женщина, которая утром просто сказала «спасибо» и коснулась его руки; ее лицо…
Он соединил три доски, лежащие рядом, рейками. Получилось основание скамьи, достаточно широкой, чтобы свободно лежать на ней, не падая. Так, начало положено. Теперь следовало укрепить конструкцию и начинать изобретать ножки. Какими он сделает их, Крюков пока не знал, но был уверен, что придумает и сделает все как надо.
Руки вспоминали свою работу.
Увлекшись, он не замечал приходивших к нему мужиков, они с удивлением смотрели, задавали какие-то вопросы. Он отвечал невпопад, почти не глядя на собеседника. Некогда ему было, совсем некогда.
Прошел обед, потом еще час, другой… Время летело. До конца смены оставалось недолго.
Лавочка была почти готова, так, кое-какие мелочи оставались… Получилась она необычной формы, слегка грубоватая, но зато очень прочная и удобная. Крюков покурил, прежде чем сесть на нее первый раз, волновался почему-то. Но ничего, не скрипнула, почти не прогнулась… Хорошая вещь, подумал он. Втроем сидеть можно, выдержит. Даже жалко оставлять ее здесь. Ну ладно, если что – сделаю другую, еще и лучше, теперь знаю как.
Хорошо бы дом построить, подумал вдруг он. Свой собственный дом. Своими руками…
Вдруг в цех зашел парень, довольно еще молодой, невысокий, даже щупловатый какой-то, но с властным выражением лица, с повадкой человека, привыкшего отдавать приказы. И Крюков вспомнил: это новый начальник «деревянного» цеха, Леонид Силантьев, старый-то ушел на пенсию, недавно взяли вот этого. Парень быстро оглядел Крюкова, лавочку, на которой тот сидел, нервно покуривая, на опилки и обрезки досок…
– Погаси.
Крюков послушно затушил сигарету.
– Сам сделал? – спросил парень так, словно они сейчас долго говорили о чем-то важном, но вот отвлеклись на случайный предмет. – Интересная конструкция. Сколько времени потратил?
– Не знаю… часа три.
– А ну-ка, – сказал парень, жестом велев Крюкову встать. И Крюков, как будто так и надо было, послушно встал и отошел в сторону. Парень сел на его место, покачался на лавочке, испытав ее на прочность. Особо усердствовать не стал, видимо, сразу понял то, что ему нужно было узнать.
– В роду столяры были? – начал он словно допрос с пристрастием.
– Кажется, дед плотничал в деревне…
– Ага. А что ты вообще здесь делаешь? – спросил он Крюкова так, будто тот был в чем-то виноват.
– Работаю я, – растерялся Крюков.
– Работаешь! – усмехнулся парень. – Слесаришь?
– Да.
– А в нормальной работе хочешь себя попробовать?
– Да хотелось бы…
– Ну что, тогда иди ко мне. Три месяца учеником, потом получишь второй разряд. Через полгода – третий. И так далее…
– А деньги? – робко спросил Крюков.