- Я пыталась понять, кто именно нанес рану, которая стала смертельной. Потому как в тот момент ощущала себя симбиозом балерины и птицы. Сколько их было, бездумных стрелков, думающих только о себе? А ведь их не мало. Мамочка, оставившая меня на привокзальной скамейке. Мстислава, видевшая во мне способ реализовать собственные амбиции. Подруга, бросавшая меня, когда ей этого хотелось. И возвращавшаяся, едва понимала, что без меня ей хуже, чем со мной. Тимур Халфин, решивший, что я смогу стать бессловесной игрушкой для его дочери. Коллеги по сцене, с трепетом ожидающие моего провала. И не собирающиеся хоть немного порадоваться моим успехам. Регина, совершено ничего обо мне не знающая, но считающая себя вправе поучать и укорять за неправильное, по её мнению, поведение с окружающими. Гриша, уехавший даже не попрощавшись. Папочка, пропадавший где-то девятнадцать лет и решивший, будто я обязана броситься ему на шею с восторженным приветствием и немедленно ухватиться за возможность уехать с ним. Никто из них не думал обо мне. Не дал себе труда озаботиться тем, чего хочу я, Диана Малышкина. Они появляются в моей жизни и исчезают, когда это нужно им. Один за другим прицельно стреляют в сердце. И я больше никогда и никому не позволю даже приблизиться ко мне. Потому как то, что я жива до сих пор, то, что не лишилась рассудка от человеческой черствости и равнодушия, не иначе, как чудо, за которое я даже не знаю, кого благодарить. Наверное – вас, - переводила взгляд с брата на Людмилу Марковну, - вы не позволили мне опустить руки. Погрузиться в бездну отчаяния и ощущения собственной ненужности. Вы всегда поддерживали и помогали. Вот для вас и останется открытым моё сердце. Остальным там делать нечего.

За столом воцарилось молчание.

И Сергей, и Людмила Марковна понимали, что сейчас перед ними открыла душу девушка, которую все, даже они, считали «вещью в себе». И что не время и не место пытаться что-то возразить. Как-то оправдать «стрелков». Если будет нужно, Диана сама найдет им оправдание.

Девушка улыбнулась. Встряхнула плечами, словно отгоняя, сбрасывая наваждение, спровоцировавшее поток откровенности. Посмотрела на брата:

- Как закончился концерт? Как Прима? Её отвезли в больницу?

Сергей и Милочка поняли, что Диана смущена и хочет перевести разговор в другое русло.

***

Сергей прижимал к себе Приму осторожно и бережно. Боялся неловким движением усилить боль в неестественно вывернутой распухшей стопе.

Прошептал на ухо той, что была его партнершей и по сцене, и в постели, той, что своей властью в театре сумела предоставить плацдарм для взлёта, той, благодаря кому его сестра сможет теперь претендовать на звание ведущей балерины театра:

- Пора?

- Еще несколько минут, - Прима одаривала поклонников улыбками, посылала в зал воздушные поцелуи, - ты ведь понимаешь, что для меня это в последний раз.

- Сейчас они, - кивнул в неистово аплодирующий зал, - рванут на сцену.

- Тогда – удираем! – рассмеялась Прима задорно и весело, словно молоденькая девчонка.

Едва Истомин скрылся в кулисе, как его остановила главный хореограф:

- Быстро неси её в лимузин!

Сергей вытаращил глаза. Он не знал ни о каком лимузине! Но вопросы задать не успел, потому как рядом с ним уже суетился будущий муж балерины. Лепетал что-то, указывая рукой в направлении черного выхода из театра. Пытался ухватить Истомина за рукав сценического костюма Принца и куда-то тащить.

- Иди за ним! – велела Манана, - я попробую сдержать толпу фанатов. Сейчас здесь будет дурдом, - вздохнула.

Ждать, пока начнется обещанный дурдом, Сергей не стал.