– Если это не так, то тогда я вообще не понимаю, что же считать убийством.

Пока они разговаривали, я тихо вышел из молоковоза и захотел пройти к тому месту, где заметил фигуру того человека, который наблюдал за мной. На том месте, где, по-моему, он стоял, не было ничего, кроме сорной травы, камней и грязи. Если это был человек, подумал я. Если это был мужчина. Но ведь это могла быть и женщина, хотя… разве это было похоже на женщину? Я не разглядел длинных волос, но, по правде говоря, мне ничего особенного и не удалось разглядеть, кроме плаща или пальто, которое развевалось на ветру. Я ходил взад и вперед по опушке леса между деревьями. За опушкой лес густел, деревья теснее жались друг к другу и обычную землю сменял болотистый грунт, который затруднял продвижение по лесу. Я не нашел абсолютно ничего.

– Лучше бы тебе заехать в мою контору и все изложить в письменном виде, – сказал шериф моему отцу. – Если ты хочешь сначала съездить домой и переодеться в сухое, пожалуйста, я не возражаю…

Отец кивнул:

– К тому же, я хочу сначала развезти все заказы и отвезти Кори в школу.

– Ладно. В любом случае, мне кажется, что мы не сможем особо помочь парню на дне этого озера, – он хмыкнул и засунул руки в карманы. – Убийство. Последнее убийство произошло у нас в Зефире в 1961-м. Помнишь, как Боб Каллаган забил до смерти свою жену?

Я возвратился в наш грузовичок и стал ждать отца. Солнце уже оторвалось от горизонта, освещая мир своим теплым светом. Или, конечно, тот мир, который я знал. Однако кое-что тяжелым грузом давило на мое сознание. Мне казалось, что существовало два мира: один мир – перед восходом солнца, другой – после восхода. И если это было правдой, то, возможно, так же отличались друг от друга люди, жившие в этих мирах. Кто-то предпочитал жить в ночи, другие же, наоборот, цеплялись за дневные часы. Возможно, перед восходом солнца я видел одного из ночных жителей. А потом меня посетила кошмарная мысль: возможно, он видел, что я заметил его.

Я понял, что принес из леса в наш молоковоз с собой грязь. Она облепила все мои кеды.

Я посмотрел на подошвы, на которые налипла земля.

К левому кеду прилепилось маленькое зеленое перышко.

Сначала зеленое перо оказалось у меня в кармане. Оттуда оно перекочевало в коробку из-под сигар «Вайт Оул» в моей комнате, где хранилась коллекция старых ключей и засушенные насекомые. Я закрыл крышку коробки и положил ее в один из удивительных ящиков моего стола, потом захлопнул его.

А затем вовсе забыл о своей находке.

Чем больше я думал о той фигуре в лесу, тем больше склонялся к мысли, что ошибся, что просто был в шоке от зрелища упавшего в воду автомобиля и моего отца, который начал погружаться в бездну вслед за машиной. Несколько раз я пытался рассказать об этом отцу, но что-то всегда мешало мне совершить это. У мамы чуть было не случился приступ, когда она узнала, что отец нырял в озеро. Она так переживала за него, что, услышав обо всем, запричитала и заревела во весь голос, и отец был вынужден сесть вместе с ней на кухне и объяснить, почему он сделал это.

– Там за рулем был мужчина, – сказал отец. – Я точно не знал, был ли он мертв, и думал, что он потерял сознание от холода. Если бы я остался стоять там, сложа руки, что бы я подумал о себе после всего случившегося?

– Ты же мог утонуть! – упрекала она его, и слезы катились по ее щекам. – Ты мог стукнуться головой о камень и утонуть!

– Я же не утонул. И не ударился головой о камень. Я просто сделал то, что должен был сделать, – он протянул ей хлопчатобумажный носовой платок, и она воспользовалась им, чтобы вытереть глаза. Затем все-таки произвела последний словесный выпад: