До сих пор девушка созванивалась с родителями лишь по праздникам. Звонки между городами стоили ужасно дорого, если не сказать – не имели цены. Но причина крылась не в стоимости перезвонов. Дело в следующем: линия связи Бристоль-Рудковски сгоняла такие тучи над домом Агаты – и, Катерина не сомневалась, над домом родителей – что отходить от звонка приходилось еще несколько дней. Кроме того, все троекратно обострялось, подними телефон глава семейства. Джозеф не упускал момента съязвить по любому поводу, ухватиться за мимолетные неудачи дочери, объясняя те «дрянным окружением», «зажравшимся Геттинбергом» и «испорченной бабкой». Тогда дело непременно заканчивалось слезами с одной стороны и орами с другой.

Поведение мистера Рудковски объяснялось тем, что мужчина никак не мог простить Катерине отъезд и страшно на нее злился. Джозефу казалось, будто выбрав миссис Бристоль, – хотя за исключением места жительства девушка ничего не выбирала – дочь предала его самого. Понимать чувства дочери мистер Рудковски отказывался, а потому продолжал утопать в своей злобе, делясь ей с Катериной.

По этим причинам привилегией междугородних звонков девушка пользовалась нечасто. И однако сейчас она так зажглась перспективой увидеть семью, что забыла о варианте – Джозеф может не согласиться. Впрочем, не будет же он таким извергом, чтобы спустя столько лет не дать дочери с матерью повидаться?

Репетируя речь, Катерина трясущимися от восторга руками набрала номер и принялась ждать. К телефону – слава Богу! – подошла ее мама, и девушка залпом выпалила:

– Мам, привет! Как дела? Не хотите приехать на свадьбу?

– Ты выходишь замуж?! – воскликнула Элеонора, и Рудковски услышала: что-то с грохотом повалилось на плитку – из рук женщины выпал тяжелый предмет. Только тут Катерину ударило молнией: мать впервые слышит о женитьбе.

– Да нет же! Мам, все в порядке?.. – Элеонора молчала, и девушка стала тревожиться и ругать себя за несдержанность. Она вывалила событие, словно кастрюлю с нагретым супом, на не готовую к нему голову.

– Все хорошо. Катерина, скажи мне, о какой свадьбе речь?

Собрав волю в постукивающий о трельяж кулак, Рудковски на выдохе протараторила:

– Мам, бабушка выходит замуж и очень хочет позвать вас на праздник.

В телефоне повисло молчание. Пять секунд. Десять. Пятнадцать.

– Боже, мама, скажи что-нибудь! Я же не позвонила тебе помолчать, – раздражалась девушка, не желая понять потрясения Элеоноры. То случилось не без причин.

Брак миссис Рудковски не приносит ей радости (хотя женщина пыжилась убедить всех в обратном). Дочь уехала неизвестно на сколько. И сейчас ее мать снова выходит замуж. Можно запросто сойти с ума, причем шаг этот будет оправданным.

– Ох, Катерина, мне надо подумать. Я позвоню тебе завтра, – ответила Элеонора, и не успела дочь возразить, как женщина уже скинула трубку.

Рудковски сидела нахмуренная, сбитая с толку. Мысль о том, что ей нужно пересказать разговор миссис Бристоль, не облегчала задачу. В конце концов, рассудив: «Верно, Агате сейчас не до этого», – Катерина решила дождаться утра, улизнуть на работу и таким образом избежать встречи с женщиной. К вечеру мама даст ей ответ, и тогда бабушка все узнает. Не сейчас – осознание это согревало Рудковски.

Но ни следующим вечером, ни через день Элеонора не перезвонила. Спустя неделю молчания Катерина не выдержала – давило нетерпение и вопросительные взгляды бабушки. Рудковски снова набрала номер и, сдерживая недовольство, приготовилась к бою.

– Алло, мама? – сдержанность улетучилась, едва ей ответили. – Я же просила перезвонить.