– Мадемуазель Шарлотта, я Вас люблю. Будьте моей женой. Вы меня плохо знаете. А вернее, совсем не знаете. Но поверьте мне – я оправдаю все Ваши надежды. Я за Вас жизнь отдам.

После этого монолога Федор Иванович полез в карман пальто и трясущимися руками вытащил коробочку с кольцом. Он ее от крыл и робко протянул Шарлотте. На внутренней стороне кольца была выгравирована дата – 17 ноября 1926 года.

Сейчас он был похож на юношу, смиренно взирающего на объект своего обожания и ждущего провозглашения ее вердикта. Шарлотта, не отрывая взгляда от Федора Ивановича, тихо сказала:

– Я Вас тоже люблю. Уже два года. Извините, но поцеловать Вас я пока не готова. И кольцо от Вас сегодня тоже не могу принять.

Она протянула ему обе руки и они, не отрывая взгляда друг от друга, взявшись за руки, простояли еще несколько минут. После этого Федор Иванович, не отпуская руки Шарлотты, сел на ступеньки. Шарлотта последовала за ним. Он прижал ее к себе как маленького ребенка, который, если его отпустить, начнет снова делать какие-то глупости. Шарлотта пришла в себя первой:

– Видите ли, Федор Иванович, то, что Вы сейчас сказали не сколько прекрасных слов о любви, мне было очень приятно слышать. И тем не менее хочу Вам напомнить, что мне всего 18 лет, я студентка 1 курса. Мне нужно серьезно и долго учиться. Вы – про шедший через серьезные жизненные испытания человек, профессор. А я – девочка, только что выпорхнувшая из семейного гнезда. Мы по большому счету друг друга просто не знаем – встретились второй раз. Ну и, наконец, я живу на съемной квартире, еще с од ной девочкой. Вы что, собираетесь общаться со мной на улице? Куда я Вас приглашу? Поймите, я Вас не учу жить. Боже сохрани. Но Вы должны трезво взглянуть на данную ситуацию. Я уже не говорю о том, что здесь у Вас есть работа, а в Париже ее может не быть.

– О моей работе не волнуйтесь. У нас будет все в порядке. И дом у нас будет замечательный.

– Ну, ладно. Будем надеяться. А теперь, Федор Иванович, Вы мне не скажите, что это у Вас за вещи?

– Это мои вещи. Сегодня утром я съехал со съемной квартиры и рассчитался с хозяйкой. Вещи принес с собой, так как больше не собираюсь с Вами расставаться. Сегодня вечером мы вместе уезжаем в Париж. Я так решил и обсуждать это не имеет смысла.

Потом, сделав небольшую паузу, Федор Иванович прошептал Шарлотте на ухо, как будто и не было ее страстного монолога:

– И все-таки может мне стоит сегодня поговорить с Вашими родителями по поводу наших планов?

– Думаю, что это пока делать не следует. Давайте сначала попробуем сами в наших планах разобраться, а потом будем пугать ими моих родителей. В то же время думаю, что нам стоит, наконец, перейти на «ты». Как Вам кажется, профессор?

Весной 1928 года в семье профессора Крутова родилась дочь Аглая. А летом 1930 года, при родах второго ребенка, спасти которого не удалось, Шарлотта умерла. Федор Иванович больше никогда не был женат, посвятив всю свою жизнь единственной дочери Аглае. Став весьма востребованным редактором в одном из известных парижских издательств, он был обеспеченным человеком и имел возможность дать дочери хорошее всестороннее образование. Аглая по окончании престижного столичного колледжа стала работать в богатой французской фирме ведущим техническим дизайнером.

Дом профессора Крутова в Париже был известным местом, где собирались начинающие и маститые литераторы, научные работники и деятели искусств, военные и чиновники различных ведомств. Здесь можно было пообщаться с интересными людьми и послушать музыку, завязать нужное знакомство и вкусно покушать (фуршетные столы накрывались до глубокой ночи), поиграть в карты или на бильярде. Здесь ощущалась добрая спокойная, немножко деловая, немножко интимная обстановка хлебосольного русского дома. Гости, как правило, говорили на французском, но нередко здесь можно было услышать и хороший русский язык. Федор Иванович до сегодняшнего дня боготворил свою наполовину русскую покойную жену, которая ушла из жизни совсем молодой. Никакой другой женщины на ее месте больше не было, да и представить кого-нибудь рядом с ним было невозможно.