После своей демобилизации, ни за годы учебы в институте, ни позже Борис так и не встретил свой идеал. Изнывая от вынужденного безделья на своем рабочем месте, Борис часто выходил из тесной, уставленной столами и кульманами комнаты в широкий коридор, где подолгу беседовал со встречными. Туда же выходили на прогулку и представительницы прекрасного пола. Про одну из них, на редкость худую, ему по секрету сказали, что она дочь секретаря райкома партии. В условиях дефицита и тотального блата «развитого социализма» такое родство сулило находчивому человеку безочередный доступ к распределению благ из «фонда общественного потребления» (квартира, машина, закрытый распределитель промтоваров и продуктов питания, бесплатные путевки в привилегированные дома отдыха и т.п.), а также широкие карьерные перспективы. Но Бориса с его идеальными представлениями о жизни и любви совершенно не привлекали ни карьера, ни партийная бюрократия, ни сама носительница привилегий, хотя она старательно поддерживала с ним разговоры о Серебряном веке, Блоке, Бальмонте, о концертах классической музыки… По своей наивности, Борис не придавал этому никакого значения, считая, что Таня, как и он, болтает с ним от нечего делать. Но, когда однажды в разговоре она ошиблась, неправильно назвав подлинную фамилию Андрея Белого, по тому, как она смутилась и расстроилась, поправленная Борисом, он понял, что девушка почувствовала себя студенткой, провалившейся на экзамене, или разведчиком-нелегалом, забывшим свою «легенду»…

Со Светланой он познакомился случайно, летом в экскурсионной поездке в Новгород. Он со школы бредил Киевской Русью, полянами, древлянами, вятичами… Светлана была из Киева, тоже любила русскую историю, много ездила по стране, и вот… Он потом в шутку назвал это «несчастным случаем», но в каждой шутке есть только доля юмора – остальное суровая, иногда трагическая правда жизни.

В Новгороде они оказались в одной группе, составленной из туристов, приехавших из разных городов. Стройная, эффектная, она сразу привлекала внимание. У нее были темно-русые волосы и яркие глаза. С первого взгляда Светлана показалась суровой и неприступной. Если бы молодежи в группе было побольше, возможно, они так и не познакомились бы. Но поскольку большинство туристов было уже в возрасте и довольно равнодушны к «объектам туризма» (профсоюзные путевки собирали вместе не столько любителей отечественной истории и местных достопримечательностей, сколько тех, кто не прочь «проветриться» и гульнуть на свободе), то два молодых человека, с искренним интересом слушающих и задающих вопросы экскурсоводу, выделялись из толпы.

Борис и Светлана не сразу и поначалу осторожно, но как-то сошлись на почве самостоятельных экскурсий по городу. Летом в Новгороде было что посмотреть, а им, оказалось, было о чем поговорить. Дождь сблизил их еще больше. В буквальном смысле. Когда во время одной из прогулок с неба полились потоки прохладной влаги, прибивающей пыль и освежающей по-летнему жаркий воздух, Светлана и Борис оказались под одним зонтом. Светлана обхватила выше локтя его руку и прижалась к нему, стараясь спрятаться от бивших сверху струй. Казалось, что всем своим существом, а не только предплечьем Борис почувствовал нежную кожу ее руки, буквально обвившей его руку. В этом было что-то такое трогательно-родное, что ему стало очень тепло и радостно на душе.

То, что он влюблен в Светлану, Борис поначалу не понял. Рядом с ней ему было просто хорошо и спокойно. Он забывал о своей тоске, но не мог выразить свое душевное состояние в ясных терминах брачно-любовных отношений даже для себя самого. В разлуке с ней жизнь становилась для Бориса еще мучительнее, чем прежде. Поскольку они жили в разных городах, видеться им удавалось крайне редко. Письма в те годы были не электронные, а бумажные, в конвертах с марками. Шли они быстро. При хорошем раскладе от Москвы до Киева письмо доходило за три дня. При плохом – за пять-семь или исчезало навсегда. Телефоны тогда были не у всех. Поэтому в промежутках между письмами общаться приходилось только в мысленном монологе. Это были мысленные письма длиною в день, а дни одиночества и разлуки были бесконечно длинны.